Форумский чувак Сообщений: 484 Откуда: Ukraine Зарегистрирован: 07 Октября 2009, 09:25:29 Пол:
Мужской Статус: offline
Опубликовано 29 Июля 2013, 14:50:32
ПЕРВАЯ ШАШКА РОССИИ
Дверь монастырской кельи противно заскрипела. Разбуженные этим скрипом, трое узников поднялись навстречу неизвестности. Бряцая оружием, в дверном проеме показалось несколько фигур, освещаемых дрожащим светом факелов.
— Приказано перевести вас в тюрьму.
— Почему ночью?
— Приказано.
Трое набросили шинели, медленно застегнули их на все пуговицы. Первым на монастырский двор вышел самый высокий из арестантов, двое других молча следовали за ним. В сопровождении конвоиров они прошли к монастырским воротам. Далее их путь лежал по ночным киевским улицам и переулкам. Вот показались стены Софийского собора, памятник Богдану Хмельницкому. Конвойные замедлили шаг, отставая все дальше и дальше. В какой-то миг, почувствовав за спиной пустоту, тройка арестованных остановилась. Тот, что шел впереди, обернулся к своим спутникам, тихо произнес:
— Ну вот и все, господа…
Его последние слова заглушил винтовочный залп, распоровший тишину декабрьской ночи. Потом раздались одиночные выстрелы.
Когда все стихло, конвоиры приблизились к распростертым на снегу телам. Тот, который шел первым и которому предназначалось большинство выпущенных пуль, был мертв. Двое других еще подавали признаки жизни. Их добили штыками.
Трупы свалили на заранее припасенную телегу, в которую была впряжена едва стоявшая на ногах кляча. Взяв лошаденку под уздцы, ее отвели к монастырским воротам, где и оставили страшный груз на произвол судьбы. Утром монахи, обнаружившие этот «катафалк», доставили покойников в военный госпиталь.
На следующий день тела убитых были выставлены в анатомическом театре. Приглашенными родственниками и друзьями были опознаны штаб-ротмистр Иванов, полковник Пантелеев и генерал граф Келлер, на теле которого зияли одиннадцать ран…
Вся жизнь — в седле
В ГРАФСКОЕ достоинство Келлеров в 1789 году возвел прусский король. Во времена царствования Николая I они перебрались в Россию, приняли православную веру и за сто лет безупречной службы новой родине полностью обрусели.
В 1877 году продолжатель одного из самых знатных дворянских родов Российской империи, наследник титула молодой граф Федор Артурович, которому не исполнилось и двадцати, сбежал на Балканскую войну. Сбежал, не испросив родительского благословения, едва закончив приготовительный пансион Николаевского кавалерийского училища. Сбежал, променяв офицерские эполеты на погоны рядового 1-го лейб-драгунского Московского полка. Понятно, что после такой вольности юноша мог вернуться в родовое гнездо только героем — живым или павшим.
Впрочем, погибать молодой граф не торопился. А вот отваги и геройства ему было не занимать.
В день жесточайшего Шейновского сражения, когда захлебнулась атака пехотных батальонов, штурмовавших под грохот барабанов и с развернутыми знаменами по открытой равнине осыпающие их огнем неприятельские редуты, именно московские драгуны в конном строю ворвались в укрепленный лагерь турецкого паши и решили исход боя. Келлер был тогда в числе первых. И впоследствии отличился еще не единожды.
В начале января 1878 года лишь благодаря безудержной лихости русских кавалеристов была взята железнодорожная станция Тернов. Отступающие турки подожгли мост, через который пролегал единственный путь к городку. Пылавшую переправу прикрывала разместившаяся на кургане неприятельская батарея. Генерал-майор Струков, возглавлявший конницу скобелевского отряда, кликнул охотников и, взметнув саблю, первым устремился в огонь. За ним — с места в галоп! — рванул эскадрон московских драгун, в котором служил Келлер. Каким-то чудом они пронеслись по охваченным пламенем пролетам моста, взлетели по склонам высоты к пушечным окопам, в мгновение ока изрубили орудийную прислугу. А следом уже подходила пехота…
Вернувшийся домой юноша предстал пред родительскими очами увенчанный двумя серебряными Георгиями — солдатскими знаками отличия III и IV степени. А на вопрос отца: «За что?», скромно отвечал: «Первый — когда вез донесение в штаб и не разъехался с турецким разъездом. А второй — когда проскакал через горящий мост». К слову, эти награды Федор Артурович с гордостью носил, не снимая, всю свою жизнь, даже став полным генералом.
Сразу после возвращения с Балкан Келлер выдержал экзамен при Тверском кавалерийском юнкерском училище на первый офицерский чин и в марте 1878 года стал прапорщиком. Через два года корнетом он переводится в 18-й Клястицкий драгунский полк и через семь лет дослуживается в нем до командира эскадрона. Затем успешно оканчивает Офицерскую кавалерийскую школу в Санкт-Петербурге и с блестящей аттестацией возвращается в строевые кавалерийские части.
Нельзя сказать, что военная карьера графа поначалу круто шла вверх. Подполковником он стал лишь в тридцать семь лет, полковником — в сорок четыре года. Тогда же, в 1901-м, впервые получил под свое начало отдельную кавалерийскую часть. Но зато какую! Три года Федор Артурович возглавлял Крымский дивизион, который нес охранную службу в Ливадии во время приездов в летнюю резиденцию императора Николая II и членов царской фамилии. Очевидно, именно тогда состоялось близкое знакомство Келлера с монархом и его родственниками. Результатом стали, с одной стороны, беззаветная преданность графа последнему русскому царю и, с другой, безграничное доверие царственных особ бесхитростному прямодушному кавалеристу, для которого ничего, кроме службы и единожды данной присяги, не существовало.
В феврале 1904 года граф Келлер возглавил 15-й драгунский Александрийский полк, квартировавший в Польше. На этой должности он встретил первую русскую революцию. В бурлившей окраине империи было введено военное положение, и Федор Артурович стал временным калишским генерал-губернатором, железной рукой подавляя любое проявление крамолы. Тогда же он едва не пал жертвой революционеров-боевиков: на Келлера было совершено покушение. При взрыве брошенной в него бомбы полковник получил контузию и множество осколочных ранений. В живых остался чудом: ему удалось на лету поймать и отшвырнуть в сторону смертоносный заряд.
С этого момента милости монарха начинают сыпаться на верного служаку, как из рога изобилия. В ноябре 1906 года граф Келлер назначается командиром лейб-гвардии драгунского полка, а уже в следующем становится флигель-адъютантом и зачисляется в свиту Его Императорского Величества с одновременным производством в генерал-майоры. Еще через три года он получает под свое начало кавалерийскую бригаду, а в феврале 1912 года — 10-ю кавалерийскую дивизию, которую к началу мировой войны сумел сделать одним из самых боеспособных соединений русской армии.
Как шутили армейские острословы, графу удалось промчаться от рядового до генерал-лейтенанта, не покидая седла и минуя академию Генштаба. Но несмотря на отсутствие академического образования, к лету 1914 года Федор Артурович считался лучшим русским кавалерийским военачальником.
Начавшаяся Первая мировая подтвердит это: на ее полях граф завоюет репутацию «первой шашки России» и «золотого клинка империи». О нем станут с восторгом рассказывать газеты и журналы, им будут восхищаться при дворе и в обществе, а тринадцати- и пятнадцатилетние мальчишки из богатых семейств — убегать из дому на фронт, чтобы «служить у Келлера».
В Галиции, Карпатах и Румынии
24 ИЮЛЯ 1914 года 10-я кавалерийская дивизия, входившая в состав 3-й армии Юго-Западного фронта, перешла русско-австрийскую границу у местечка Вышгородок и, без особого труда выбив австрийцев из Збаража, устремилась в направлении Львова. 3 августа кавалеристы графа Келлера, преследуя неприятеля, захватили первых пленных — около 500 солдат и 16 офицеров.
А через пять дней у деревни Ярославицы скрестили клинки с 4-й австрийской кавалерийской дивизией. Тот бой стал первым крупным столкновением конницы в только-только разгоравшейся войне. Несмотря на то, что противник имел почти двойное превосходство, подчиненным Келлера удалось одержать блестящую победу. В качестве трофеев им, помимо почти тысячи пленных, досталось 8 орудий, более 300 лошадей и вся штабная документация наголову разбитой австрийской дивизии. Не заставили себя ждать и награды: высочайшим указом от 23 сентября начальнику дивизии был пожалован орден Св. Георгия IV степени, командирам полков — Георгиевское оружие.
В середине августа на Юго-Западном фронте разгорелись бои у города Красник, переросшие в грандиозную Галицийскую битву. За тридцать три дня русские войска, продвинувшись на 280–300 километров, заняли Львов, овладели крепостью Галич, вплотную подошли к Кракову. 10-я кавалерийская дивизия графа Келлера в те дни сыграла выдающуюся роль. «За совершенные подвиги в делах против неприятеля в августе-сентябре 1914 года» Георгиевской орденской думой Федор Артурович был представлен к Георгиевскому оружию. В силу каких-то причин вышло так, что шашка, украшенная черно-оранжевым темляком, была вручена ему лишь в апреле 1916-го , через полтора года после описанных событий. Но зато вручена самим императором. Тогда-то Николай II и назвал графа «первой шашкой России»…
В конце сентября 1914 года 10-я кавалерийская дивизия была передана в 8-ю армию генерала Брусилова, после прорыва австрийской обороны гнавшую неприятеля к Карпатским горам. Конники Келлера, действовавшие в авангарде наступавших, овладели городами Добромиль, Санок и Риманов, выдержав упорный бой у деревни Залуж, первыми подошли к Дуклинскому перевалу. И тут начдив, в пятьдесят семь не прекращавший лично водить кавалерийскую лаву в атаку, едва не поплатился жизнью за свои лихость и молодечество: 3 декабря граф был ранен в ногу. По счастью, пуля, прошедшая навылет, не повредила кость.
Лечить ранение Федор Артурович был отправлен в Харьков, где проживала его семья. Впрочем, залеживаться на больничной койке старый воин не собирался — уже 14 января 1915 года командующий 8-й армией генерал Брусилов с удивлением читал телеграмму: «Доношу, что прибыл по излечении раны и вступил в командование дивизией. Келлер».
В начале весны второго военного года в русской армии стали формироваться кавалерийские корпуса. Два из них должны были появиться в составе 9-й армии Юго-Западного фронта. И вполне логично, что командиром одного из них, 3-го кавалерийского, был назначен граф Келлер. 3 апреля он был утвержден в этой должности высочайшим указом.
Еще не завершив формирование корпуса, Федор Артурович повел его в бой — так требовала обстановка. Уже 16–17 марта он схлестнулся с обходившими левый фланг Юго-Западного фронта 42-й венгерской пехотной дивизией и австрийской гусарской бригадой, опрокинул их и отбросил на территорию Буковины. В следующие два дня корпус выдержал несколько встречных столкновений с австрийской конницей и 30 марта первым вступил на территорию Венгрии. За эти бои 3-й кавалерийский и лично граф Келлер были удостоены похвалы Верховного Главнокомандующего.
Но события на Юго-Западном фронте только разворачивались. В конце апреля 9-я армия генерала Лечицкого перешла в наступление вдоль Днестра. В ходе разгоревшегося Заднестровского сражения русская конница под командованием графа Келлера умножила свою славу. Только за один день боев, 27 апреля, кавалеристы Федора Артуровича захватили у неприятеля шестнадцать артиллерийских орудий, два десятка пулеметов, взяли в плен около 2000 солдат и 23 офицера. В ходе дальнейшего наступления русских войск 7-я австро-венгерская армия была отброшена за Прут.
1 мая 1915 года за боевые успехи граф Келлер был награжден орденом Св. Анны I степени с мечами. А через десять дней удостоился еще более высокого знака отличия — ордена Св. Георгия III степени. Примечательно, что в эти же дни Федор Артурович от сражавшихся под его началом оренбургских казаков получил награду, утвержденную впоследствии государем императором — звание почетного казака Оренбургского казачьего войска. С тех пор «граф-казак» постоянно носил на голове огромную мохнатую волчью папаху, а на груди — знак Оренбургского казачьего войска.
Надо сказать, что келлеровские кавалеристы не отставали от своего лихого командира в «сборе наград»: только за март–июнь 1915 года к Георгиевскому кресту различных степеней были представлены 867 драгун, казаков, гусар и артиллеристов 3-го кавалерийского корпуса.
Увы, в начале лета ситуация на Юго-Западном фронте резко изменилась — началось мощное наступление германских войск под Горлицей. После двухнедельных кровопролитных боев русские армии была выжаты германцами за реку Сан. В июне немцы захватили Львов и Перемышль, вытеснив русских из Галиции. Чтобы избежать окружения между Вислой и Бугом, Ставка приняла решение об отступлении из Польши. Лишь к середине сентября фронт удалось стабилизировать на линии Рига–Двинск– Пинск–Дубно–Новосильцы. Обе стороны готовились к новой летней кампании.
1916 год остался в истории Первой мировой прежде всего как год Луцкого (Брусиловского) прорыва, начавшегося в конце мая. В его ходе войска Юго-Западного фронта взяли в плен почти 9000 австрийских офицеров, более 408000 нижних чинов, захватили 581 орудие, 1795 пулеметов, 448 бомбометов и минометов, отняли у противника территорию более чем в 25000 кв. километров. Подобные успехи западным союзникам России не снились на протяжении всей войны!
Корпус графа Келлера, численность которого к началу наступления была доведена до 15000 сабель, принял в Луцком прорыве самое деятельное участие, заметно выделяясь своей доблестью даже на фоне лучших частей русской армии, проявив массовый героизм, что было отмечено самим генералом Брусиловым.
В ходе наступления конники Келлера, преследуя отступающего неприятеля, вошли в Карпаты. Кавалерия была вынуждена занять непривычные для себя позиции в окопах. Оседлав вершины и перевалы, части 3-го кавалерийского корпуса отбивали непрерывные атаки австрийцев. Противник подтянул тяжелые орудия и сумасшедшим огнем буквально сравнивал русские укрепления с землей.
16 июня Федор Артурович во время очередного артналета был ранен в правую ногу шрапнельной пулей, расщепившей кость. На этот раз ему пришлось покинуть родной корпус на три месяца. Все это время келлеровцы продолжали упорно сражаться и, как позже показали пленные, не только выдержали натиск 30 полностью укомплектованных австрийских и германских батальонов, поддерживаемых многочисленной артиллерией, но и отбросили их на исходные позиции.
Граф Келлер вернулся к своим доблестным кавалеристам лишь в конце сентября. К этому времени в войну на стороне Антанты вступила Румыния. И ее почти сразу же пришлось спасать от разгрома. 9-я русская армия, а вместе с ней и 3-й кавалерийский корпус вошли в состав вновь образованного Румынского фронта.
Слабая боеспособность новоявленного союзника вызывала раздражение и недовольство Федора Артуровича, корпус которого был вынужден постоянно закрывать собой никчемные в боевом отношении румынские части. Этих вояк Келлер помнил еще по Плевне, когда московские драгуны (бывало такое!) спасали от их бесчинств и грабежа пленных турок.
К концу 1916 года части 3-го кавалерийского корпуса после многомесячных непрерывных тяжелых боев крайне нуждались в отдыхе. К тому же румыны постоянно подставляли корпус под удары, не затрудняя себя такими «пустяками», как снабжение русских кавалеристов всем тем, без чего ни жить, ни воевать невозможно. Часто румынские солдаты просто разворовывали транспорты, предназначенные для русских, из-за чего между союзниками случались вооруженные столкновения. Из-за плохого питания по причине отвратительной работы и воровства румынских интендантов и столь же плохого снабжения медикаментами личный состав и лошадей корпуса Келлера не хуже австрийских и немецких пуль косили болезни. И к январю 1917-го в строю у Федора Артуровича осталось не более 3000 штыков и сабель при 650 лошадях. Так что корпус мог считаться кавалерийским разве что по названию…
15 января 1917 года граф Келлер высочайшим указом был произведен в генералы от кавалерии. В русской армии это стало последним производством в полные генералы, подписанным государем императором. А еще через пять дней начался отвод частей ослабленного 3-го кавалерийского корпуса из-под Ясс в русскую Бессарабию.
В тылу уже чувствовался надвигающийся хаос…
В водовороте кровавой смуты
2 МАРТА 1917 года, как только в войсках огласили манифест Николая II об отречении от престола, Келлер собрал своих офицеров. Граф был немногословен: «Господа, я только что отправил телеграмму царю, где просил его не покидать нас и не отнимать у нас законного наследника престола. Не верю, что государь отрекся добровольно! И если он попросит об этом, 3-й конный корпус всегда придет на его защиту». Последние слова комкора потонули в восторженных криках его отчаянных рубак, действительно готовых по первой команде обожаемого начальника рвануться хоть к черту на рога. Сказать, что Федора Артуровича в армии любили — значит не сказать ничего…
Спустя несколько часов пришел ответ. Правда, не от императора, а от командующего русскими армиями Румынского фронта генерала Дмитрия Григорьевича Щербачева. Он приказывал Келлеру немедленно сдать командование корпусом, в противном случае грозил объявить бунтовщиком. Не дождавшись прямых распоряжений от Николая II, граф был вынужден подчиниться полученному приказу. Под звуки «Боже, царя храни!» шестидесятилетний генерал попрощался со своими солдатами и офицерами.
Покинув действующую армию, Келлер отправился в Харьков, где находилась его семья. Там он пережил и всплеск националистических настроений в Малороссии, вызвавший украинизацию юго-западных российских губерний, и октябрьский переворот в столице, после которого власть перешла к большевикам, и последовавшую за этим оккупацию Украины германскими войсками. В какой-либо политической деятельности в те дни Федор Артурович не участвовал, хотя несколько раз и принимал у себя дома посланцев монархических организаций, ставивших целью освобождение царской семьи из тобольского заточения.
В апреле 1918 года на Украине при поддержке немцев было провозглашено независимое государство во главе с гетманом Скоропадским. Германские штыки ограждали многочисленные гетманские штабы и единственную дивизию от ударов Красной Армии. Благодаря этому к лету Киев, наряду с Доном, стал одним из главных центров антибольшевистского сопротивления. Именно там собралось множество политиков правого толка. Абсолютное большинство из них мечтало видеть графа Келлера во главе Южной армии, создаваемой при помощи германских военных.
К их огромному удивлению, Федор Артурович отказался, заявив делегатам, что «все они стараются либо в интересах союзников по Антанте, либо вчерашних врагов-немцев. А действовать надо в интересах русского царя и помнить о том, что все мы прежде всего русские». Не правда ли, удивительно: человек с прусскими корнями в дни всеобщего хаоса и развала империи остался самым ярым русским патриотом, учил коренных русаков, как надо любить и защищать Россию!
В это же время Келлер вел переписку с генералами Алексеевым и Деникиным, вставшими во главе Добровольческой армии. Бывшие соратники звали графа на Дон. Он же отвечал, что «борьбу с большевизмом можно вести только с именем самодержавного царя. Собрать и объединить рассыпавшихся можно только вокруг одного определенного лица. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный государь, умалчиваете. Объявите, что вы идете за законного государя, и за вами без колебаний пойдет все лучшее, что осталось в России». На других условиях присоединяться к Добровольческой армии Федор Артурович, убежденный и непреклонный монархист, отказывался.
В сентябре 1918 года в Киев прибыли офицеры Северной армии, формировавшейся на территории Псковской губернии и Прибалтики. Хотя уже было известно о расстреле Николая II и наследника престола цесаревича Алексея, изначально провозглашалось, что солдаты и офицеры этой армии принесут присягу русскому монарху. В полках вводились старые уставы и прежняя униформа с добавлением нашивки — белого креста на левом рукаве.
Федору Артуровичу было предложено прибыть в Псков и возглавить армию, нацеленную на Петербург — столицу империи. Граф, получив на то благословение патриарха Тихона, согласился. И даже пообещал до наступления нового года поднять императорский штандарт над Зимним дворцом.
Однако в ноябре войска разбитой Германии, согласно условиям перемирия, заключенного со странами Антанты, начали отход к довоенным границам. Воспользовавшись ситуацией, сторонники атамана Петлюры подняли мятеж против гетмана. Выпускник Пажеского корпуса Скоропадский, чувствовавший себя уверенно лишь на дворцовом паркете, был не способен организовать сколь-нибудь достойное сопротивление мятежникам. Знакомый с Келлером еще по службе в царской свите, гетман обратился к генералу за помощью, временно передав ему всю полноту военной и гражданской власти на Украине.
Именуя себя главнокомандующим Украинской и Северной армиями, Федор Артурович начал действовать, подчеркнув в своем обращении к офицерам и юнкерам, что «будет прилагать все силы и положит голову только для создания великой, единой России, а не за отделение от нее федеративного государства». В Киеве верные ему войска тут же стали срывать желто-голубые флаги, заменяя их русским триколором…
На новой должности граф продержался чуть больше недели. За десять дней, которые Федор Артурович занимал пост главнокомандующего, имея в своем распоряжении далеко не самые сильные в боевом отношении части, он тем не менее успел несколько улучшить ситуацию с обороной Киева. Необученное и необстрелянное гетманское воинство, состоявшее более чем наполовину из вчерашних гимназистов и студентов, до этого терпевшее на фронте одни неудачи, неожиданно перешло в наступление, отбросив петлюровцев от города и захватив четыре орудия. В том бою престарелый граф лично вел цепи в атаку, прихрамывая и опираясь на палку.
Гетманское правительство воспрянуло духом и тут же… нашло повод для смещения Келлера. Им послужил расстрел без суда офицерами одной из келлеровских дружин тринадцати пленных петлюровцев, застигнутых за мародерством. Офицеров отдали под трибунал и немедленно казнили, а графа, якобы утратившего контроль над армией, отправили в отставку. Слагая с себя полномочия, Федор Артурович издал последний приказ, заканчивавшийся словами: «Пусть кто хочет, тот эту Украину и защищает, а я ухожу».
1 декабря 1918 года в Киев вошли войска Петлюры. Гетман Скоропадский и назначенный вместо Келлера главнокомандующий украинскими войсками князь Долгоруков, несмотря на обещания «умереть среди полков», бежали. Ворвавшиеся в город сечевые стрельцы начали творить такое, что даже у остававшихся в Киеве оккупантов-немцев волосы встали дыбом: петлюровцы предавали мучительной смерти пойманных на улицах русских офицеров и прочих защитников города, глумились над уже мертвыми телами.
Эти кровавые бесчинства не могли не вызвать ответной реакции. В украинской столице стали стихийно собираться вооруженные группы русских офицеров и юнкеров, чтобы просто защитить свою жизнь. Один из участников тех событий вспоминал позднее: «Когда оставленное всеми русское офицерство металось по Киеву в поисках, кому бы вверить свою судьбу, одному из нас пришла мысль обратиться к графу Келлеру, жившему тогда на частной квартире, с просьбою стать во главе остатков войск и вывести их из города. Граф, отлично понимавший всю трудность и даже безнадежность такой попытки, не счел, однако, возможным не прийти на зов русских офицеров».
Федор Артурович рассчитывал, что «при должной энергии еще возможно пробиться к Днепру и что противник, увидев организованное войско, готовое вступить в бой, согласится пропустить без сопротивления и кровопролития все добровольческие дружины на Дон, так как задерживать их в Киеве у него не могло быть никакого расчета».
Предположения генерала не оправдались: везде его отряд натыкался на яростное сопротивление петлюровцев, всякий раз теряя часть своих бойцов. В конце концов остатки последних защитников Киева собрались на Софийской площади. Вокруг графа Келлера сгрудилось не более 70 угрюмо молчавших офицеров и безусых юнкеров, не скрывавших своего страха. Окинув их взглядом, Федор Артурович дал приказ снять погоны и разойтись, по пути избавляясь от оружия. Сам генерал с несколькими офицерами укрылся в Михайловском монастыре.
Последние дни последнего защитника монархии
ПОРАЗИТЕЛЬНО, но попытку спасти графа предприняли немцы — его бывшие противники по войне. Пребывание Келлера в монастыре не было тайной, и вечером того же дня к нему прибыли представители германского командования с предложением проехать в закрытом авто в немецкую городскую комендатуру, где его жизнь была бы в полной безопасности.
Келлер отказывался. К немцам присоединились русские офицеры. «Мы вывели графа почти силой из кельи во двор и довели уже до выхода из ограды, — записал в своих мемуарах, изданных в эмиграции, полковник Н.Д. Нелидов. — По дороге, по просьбе германского майора, накинули на графа немецкую шинель и заменили его огромную волчью папаху немецкой фуражкой, чему он нехотя подчинился. Когда же майор попросил его снять шашку и Георгия с шеи, чтобы эти предметы не бросались в глаза при выходе из автомобиля, граф с гневом сбросил с себя фуражку и шинель, сказав: «Если вы хотите меня одеть совершенно немцем, то я никуда не пойду». После чего повернулся и ушел обратно в келью. Никакие мольбы уже не могли изменить его решения».
Похоже, именно в эти минуты Федор Артурович отбросил всякую надежду на личное спасение и, осознавая, какой конец его ждет, стал готовиться к достойному окончанию своего земного пути.
На следующий день в монастырь с обыском заявились петлюровцы. По прошествии какого-то времени монахи предложили графу и остававшимся при нем полковнику Пантелееву и штаб-ротмистру Иванову перейти подземным ходом в уже осмотренное сечевиками здание. Но Федор Артурович отказался. Более того, приказал одному из своих адъютантов сообщить производившим обыск, что он, генерал от кавалерии граф Келлер, находится в монастыре.
Тотчас же в келью ввалились петлюровцы, объявившие всех троих арестованными и потребовавшие сдать оружие. Петлюровские офицеры, с почти детским любопытством рассматривавшие Георгиевскую шашку — подарок императора! — заметили усмешку на лице генерала, грудь которого едва не касались кончики нескольких штыков. На вопрос: «Что тут смешного?», Федор Артурович спокойно отвечал: «А разве не смешно наводить десяток винтовок на безоружного старика, которого этим не испугаешь, так как он давно перестал бояться смерти».
Георгиевское оружие, отнятое у графа Келлера, было преподнесено сечевиками в дар атаману Симону Петлюре. Опоясанный этой шашкой, атаман и въезжал в занятую его войсками украинскую столицу. Всю эту пафосную церемонию ярко описал в своих воспоминаниях «Начало неведомого века» ее невольный свидетель Константин Паустовский, будущий известный советский писатель, а в декабре 1918 года — рядовой разбитого петлюровцами Сердюцкого ясновельможного пана гетмана Скоропадского полка, пробиравшийся в свою киевскую квартиру через восторженные толпы «самостийников».
Граф Келлер всего этого не видел, так как находился под арестом в монастырской келье. В ночь с 20 на 21 декабря ее двери распахнулись, и троих узников вывели за ворота Михайловского монастыря якобы для перевода в тюрьму. Еще на монастырском дворе Федор Артурович заметил запряженную одной лошадью телегу, которая медленно тронулась вслед за конвоирами. И понял, чем все это закончится…
Автор Игорь СОФРОНОВ Журнал «Братишка». Июль 2011 года
Форумский чувак Сообщений: 484 Откуда: Ukraine Зарегистрирован: 07 Октября 2009, 09:25:29 Пол:
Мужской Статус: offline
Опубликовано 05 Августа 2013, 18:46:11
Отделению моряков под командованием Василия Кислякова была поставлена задача удержать одну из сопок. Гитлеровцы наступали силами, во много раз превосходящими горстку советских воинов. Бой был жестоким. Почти все погибли, раненые отошли. Последнего здорового человека Кисляков послал доложить, что необходима срочная помощь. На сопке оставался один Василий Кисляков. Чтобы ввести противника в заблуждение, он собрал все оружие отделения, умело расположил его и, попеременно ведя огонь с разных мест, создавал видимость, что на сопке не один человек, а целая группа. Это сдерживало фашистов. Иногда они все же добирались почти до вершины. Тогда Кисляков открывал огонь из пулемета, бросал гранаты, и враги скатывались вниз, оставляя десятки убитых.
Но вот кончились боеприпасы, осталась последняя граната. Василий выждал, когда фашисты вновь пошли в атаку, оказались на самом крутом участке склона. Тогда он поднялся во весь рост, бросил гранату и, крикнув: «Взвод, за мной, в атаку!» — рванулся вперед. Враги панически бежали, а находчивый воин, подобрав большое количество немецкого оружия, вернулся на сопку и удерживал высоту до прихода подкрепления.
Храбрость воина, не дрогнувшего перед лицом смертельной опасности, его боевая выучка, находчивость позволили ему в тяжелых, казалось бы, безвыходных условиях не растеряться и победить.
Храбрость, находчивость Кислякова основывались на большом запасе знаний, умении использовать различное оружие. В этом бою он применил не только свое, но и оружие противника, и оно в его умелых руках действовало безотказно. Командир отделения был уверен в своих силах, знаниях, воля его была несокрушима, и это придавало ему смелость.
За совершенный подвиг Василий Павлович Кисляков первым среди моряков Северного флота был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.
Отрывок из брошюры Леонова В.Н. «Готовься к подвигу сегодня»
Воениздат. Москва – 1973.
Форумский чувак Сообщений: 484 Откуда: Ukraine Зарегистрирован: 07 Октября 2009, 09:25:29 Пол:
Мужской Статус: offline
Опубликовано 19 Августа 2013, 11:55:42
Подвиг 250 шахтеров Донбасса
Чтобы помнили…
4 августа 2007 года к очередной годовщине начала обороны Одессы в годы Великой Отечественной войны в вечернем эфире телеканала «Интер» был показан сюжет о 412-й береговой батарее, игравшей исключительно важную роль в период первых боев на подступах к осажденному городу. Тогда же миллионы телезрителей услышали волнующий рассказ военного историка Новомира Царихина: «Огневую точку враг пытался взять в кольцо. Защитить батарею добровольцами пошли донбасские шахтеры. Двести пятьдесят человек - и все без оружия, - оружие сказали добыть в бою. Единственное, что попросили шахтеры - выдать им тельняшки… Почти все шахтеры погибли, но батарею отстояли. А она своим огнем отстояла Одессу. Но потом о подвиге незаслуженно забыли, ведь этому месту даже не присвоили статус памятника…».
В данной статье будут представлены некоторые результаты поисковой и исследовательской работы, по данным источников и специализированной литературы будет воссоздана картина беспримерного боя у 412-й батареи.
Положение осажденной Одессы в августе 1941 года
1 августа 1941 г. противник прорвал фронт на стыке Приморской и 9-й армий. В последующие дни 4-я румынская армия, выделенная для захвата Одессы, развивала наступление в юго-восточном направлении и вышла на дальние подступы к городу. Уже 4 августа нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов приказал командующему Черноморским флотом Ф. С. Октябрьскому независимо от положения на сухопутном фронте удерживать Одесскую военно-морскую базу в своих руках, подготовив береговые батареи к действиям против сухопутных войск врага.
В этих условиях 5 августа началась оборона Одессы. Ставка Верховного Командования в директиве об отводе войск Южного фронта на новые рубежи приказала Одессу не сдавать и оборонять до последней возможности, привлекая Черноморский флот. Район Одессы обороняла Приморская армия. К началу операции единого командования в городе не существовало. 8 августа 1941 г. был опубликован приказ начальника гарнизона Одессы № 25, объявивший город с окрестностями на осадном положении.
С целью организации длительной борьбы командование армии дало указание войсковым частям приступить к подготовке глубокой системы оборонительных рубежей в тылу. Расстояние от окраин Одессы до передовых оборонительных рубежей достигало 20-25 км. Тем самым была обеспечена защита города и порта от артиллерийского огня противника.
13 августа фронт войск Приморской армии, оборонявших Одессу, был разделен на три сектора – восточный, западный и южный.
Уже через два дня - 15 августа особенно сильные бои развернулись в Восточном секторе, который включал правый фланг обороны до Хаджибейского лимана, – враг перешел здесь в решительное наступление. Противостояли фашистам 1-й Черноморский полк морской пехоты (1-й морской полк Одесской военно-морской базы), 26-й полк погранвойск НКВД, 54-й полк 25-й стрелковой дивизии, батальон 136-го запасного полка, 2 истребительных батальона и другие подразделения. Начальником Восточного сектора обороны в то время был комбриг С. Ф. Монахов.
К 19 августа положение на всем фронте обороны Одессы значительно ухудшилось.
Перегруппировав свои силы, войска противника при поддержке авиации и танков усилили темпы наступления. Наши войска вновь были вынуждены отступать. В результате части Приморской армии лишились на своем правом фланге оперативной связи с войсками 9-й армии. Утрата связи с фронтом и сухопутных коммуникаций с тылом страны поставила защитников Одессы в чрезвычайно тяжелое положение. Теперь снабжение и эвакуацию раненых, гражданского населения и промышленного оборудования можно было осуществлять только морем. Наступил наиболее критический период обороны Одессы – борьба на ближних подступах к городу.
19 августа Ставка Верховного Главнокомандования приказала создать Одесский оборонительный район (ООР) во главе с контр-адмиралом Г. В. Жуковым. Был образован Военный совет ООР, и членами его утверждены: дивизионный комиссар Ф. Н. Воронин - член Военного совета Приморской армии, бригадный комиссар И. И. Азаров и секретарь Одесского обкома партии А. Г. Колыбанов. Этим решением Ставка фактически возложила дальнейшее руководство обороной города на Черноморский флот, поскольку лишь он мог осуществлять огневую поддержку, подвоз боеприпасов и подкреплений осажденным частям.
Одновременно с мероприятиями защитников по укреплению обороны, противник производил перегруппировку своих сил. 20 августа, подтянув резервы и имея 6-кратное преимущество в личном составе, 5-кратное – в артиллерии, значительное превосходство в танках и самолетах, он перешел в наступление сразу во всех 3-х секторах обороны города.
Незадолго до этого во вражеские войска прибыл фашистский диктатор Румынии Антонеску. Недалеко от Одессы, на станции Выгода, состоялось совещание офицеров, на котором Антонеску категорически потребовал, во что бы то ни стало овладеть городом. На 23 августа румынский диктатор назначил официальный срок захвата Одессы с последующим проведением парада своих войск на ее центральной площади.
Для гитлеровского командования было очень важно как можно скорее ликвидировать Одесский гарнизон в тылу своих войск. Одесса приковывала к себе более десятка дивизий, много боевой техники и авиации. 21 августа 1941 года начальник германского генерального штаба Ф. Гальдер записал в своем дневнике: «…Румыния считает, что только в начале сентября им удастся занять Одессу. Это слишком поздно. Без Одессы мы не сможем захватить Крым».
Тяжелые бои пришлось вести в эти дни воинам группы войск Восточного сектора. Здесь противник сосредоточил и бросил в бой более 50-ти тысяч солдат и офицеров. Подобного скопления вражеских сил на столь узком участке фронта защитники Одессы еще не видели.
С 22 августа атаки противника следовали одна за другой, не прекращаясь даже ночью.
Батарея береговой обороны в Чебанке
В Восточном секторе обороны находилась 412-я береговая батарея, мощная огневая поддержка которой имела решающее значение для всего сектора.
412-я дальнобойная батарея береговой обороны была построена в начале 30-х годов по проекту видного военного инженера Д. М. Карбышева. Она располагалась восточнее Одессы в балке у села Чебанка, в 1500-х метрах от берега моря.
На батарее были установлены три современные 180-миллиметровые пушки с круговым обстрелом на 360 градусов, которые могли поразить цель на дальности до 40 километров. Орудия были размещены на расстоянии 50-ти метров одно от другого в полубашнях с лобовой броней 110 мм и боковой – 70 мм. Длина стволов этих орудий составляла 6 метров, а снаряд весил 96 килограмм. Заряжание было раздельным, пороховой заряд весил от 36-ти до 42-х килограмм. При заряжании орудия два артиллериста подносили снаряд, и еще два – пороховой заряд. Боевой расчет одной пушки состоял из 12-ти человек.
Для нужд батареи была сооружена дизельная электростанция. Под землей находились склады боеприпасов, подававшихся автоматически. Там же были кубрики, библиотека, санпункт и камбуз. Все орудия и электростанция были соединены подземной галереей. От электростанции начинался подземный ход (потерна) на Командный пункт батареи, который находился над берегом моря в 1400 метрах от орудий. Сверху на пушках стояли деревянные домики, которые вращались вместе с орудийными установками. Благодаря хорошей маскировке батарея оставалась незаметной даже с пролегающего рядом шоссе Одесса – Николаев.
В период обороны Одессы орудия 412-й были направлены в сторону суши для уничтожения наземных целей. Для усиления ее обороноспособности дополнительно установили семь 45-миллиметровых пушек, батарею 82-мм минометов и три счетверенные пулеметные установки. На случай прорыва румын к батарее артиллеристы самостоятельно изготовили «камнемет» – деревянный ящик емкостью в 4 кубических метра, доверху засыпанный 5 тоннами камней, под которые закладывались 25 килограмм тола.
В августе 1941 года командиром батареи был капитан Николай Викторович Зиновьев, комиссаром – политрук Александр Васильевич Малинко.
С началом ожесточенных боев огонь батареи был крайне эффективен, однако, предназначенная поражать дальние цели и малоуязвимая при ударах с воздуха, 412-я была почти беззащитна от врага, оказавшегося рядом с боевыми расчетами. И если бы в критический момент что-нибудь помешало вывести батарею из строя, противник мог, завладев советскими орудиями, направить их на Одессу.
По данным мемуарных источников
Воспоминания участников обороны Одессы являются базовыми историческими источниками для данной работы, поскольку, именно после прочтения мемуаров И. И. Азарова в 1980-х годах, научный сотрудник Музея истории Краснознаменного Одесского военного округа Новомир Иванович Царихин, стал первым исследователем, занявшимся изучением и популяризацией малоизвестного подвига. Долгое время военные мемуары являлись единственным источником сведений о героических шахтерских ротах, до сих пор они содержат наиболее полную и разностороннюю информацию.
Большую ценность в этом отношении представляют книги уже упоминавшегося бывшего члена Военного совета Одесского оборонительного района, в то время - бригадного комиссара - Ильи Ильича Азарова, в которых личные воспоминания дополняются информацией из послевоенных бесед с уцелевшими защитниками Одессы и данными архивных документов. Работу над ними он начал в 1958, а завершил в 1974 году.
В 1962 году Воениздат выпустил первое издание мемуаров И. И. Азарова - «Осажденная Одесса». 412-й батарее и подвигу добровольцев Донбасса в этой книге посвящена отдельная глава с характерным названием - «Граната – тоже оружие». Ниже будут приведены достаточно обширные цитаты из первоисточника.
Описывая особо тяжелое положение, сложившееся в Восточном секторе 23 августа 1941 г., бои в районе деревни Чебанка, где противник беспрерывными атаками пытался прорваться в стык 1-го полка морской пехоты и 54-го стрелкового полка, И. И. Азаров сообщает: «Надежда на то, что к вечеру наступательный порыв противника иссякнет, не оправдалась. Враг, неся большие потери, добился все же некоторого успеха, потеснил части морской пехоты и 54-й стрелковый полк, небольшими группами автоматчиков просочился в стык двух полков и вышел на рубеж в 2–3 километрах от 412-й батареи. Окрыленный успехом, он решил, видимо, захватить батарею».
Затем он приводит подробности состоявшегося в штабе ООР разговора с командующим районом контр-адмиралом Г. В. Жуковым: «Когда я зашел к Жукову, он разговаривал по телефону с командующим авиацией оборонительного района комбригом Катровым.
— Все ввели в действие, — обернувшись ко мне, сказал Жуков... — А Монахов опять докладывает, что у него дела плохи: четыреста двенадцатую батарею берут в кольцо, выбить автоматчиков, просочившихся в стык между полками, не хватает сил. Просил помощи, а резервов-то нет. Перебросить из других секторов тоже нельзя: жмут везде.
Заместитель начальника штаба ООР капитан 1 ранга Иванов доложил, что во 2-м морском полку есть две прибывшие на пополнение маршевые роты, но они не вооружены. И тут же позвонил Бондаренко, комиссар того батальона, в который пришли обе маршевые роты.
Жуков повернул трубку телефона так, чтобы и я слышал доклад комиссара. Бондаренко сообщил, что все 250 человек — шахтеры из Донбасса, без винтовок.
— Как они владеют гранатой? — спросил Жуков.
— Бросали болванку, а настоящую гранату никто еще не бросал... Устройство гранаты и обращение с ней большинство знают.
Жуков опустил трубку и спросил меня:
— Что будем делать?
— Нужно посылать тех, кто умеет обращаться с гранатой. Другого выхода нет.
— Готовьте людей, — приказал Жуков Бондаренко. — Через час прибудут машины. Отправляйте к Осипову. У каждого должно быть не меньше пяти гранат.
Жуков передал трубку мне.
— Сейчас выезжаю к вам, — сказал я Бондаренко.
— Шахтеры народ хороший. Немало коммунистов. Справимся и сами, — ответил он уверенно и с горечью добавил: — Нам бы оружие...
— Я прошу вас остаться в штабе, — рассерженно сказал Жуков, слушавший наш разговор. — Члену Военного совета подменять комиссара батальона или политрука роты — этого еще не хватало!
На душе у меня был горький осадок: посылать людей в бой без винтовок, с одними гранатами...».
Напомним, что Монахов в то время являлся начальником Восточного сектора обороны, а упомянутый в отрывке Осипов, к которому направляют шахтеров – прославленный командир сражавшегося в Восточном секторе 1-го полка морской пехоты – полковник Яков Иванович Осипов.
Принявший маршевые роты 2-й морской полк первоначально имел значение резервного соединения, которому было поручено готовить личный состав для ведения боя на суше, направлять на фронт маршевые роты, защищать и охранять порт и подходы к нему от возможной высадки морского десанта.
Политрук 2-го морского полка Бондаренко навсегда запомнил, как уходили в бой шахтеры. Его рассказ воспроизводит на страницах своей книги И. И. Азаров: «Сначала собрали коммунистов. Объяснили задачу. Сказали: нужно выручить береговую батарею.
— Если враги захватят ее, — начал политрук роты Пронин, — они 180-миллиметровые морские орудия повернут на город... Вы понимаете?!
— Да нас без ружьев, как куропаток, перестреляют, — перебил кто-то Пронина.
— А ты уж хвост поджал! — дружно навалились товарищи на бросившего реплику.
А потом собрали всех. Было примерно то же.
Кто-то нерешительно сказал:
— Без оружия в бой — все равно что в шахту без отбойного молотка...
— А по сколько гранат дадут? — спросил другой. — По шесть — восемь.
— Ничего, — успокоился кто-то, — граната — тоже оружие.
— Пора, что ли? — сказал рослый шахтер.
В казарме осталось двенадцать человек — раненые и больные. Им передавали наспех написанные письма, просили записать адреса.
Сели в машину, запели:
Слушай, рабочий,
Война началася,
Бросай свое дело,
В поход собирайся.
Смело мы в бой пойдем
За власть Советов
И, как один, умрем
В борьбе за это...».
Подробно описывая предшествовавшие события, о самом бое Азаров говорит скупо: «Противник после сильной подготовки, пользуясь наступившими сумерками, бросил на 412-ю батарею два батальона. Солдаты шли в полный рост, волнами. Шли. Падали. Снова шли. Их подпустили ближе. А потом сразу загрохотали тяжелые и противотанковые орудия, четыре 82-миллиметровых миномета.
Они грохотали 21 минуту. Враг не выдержал огня, побежал. На поле боя осталось больше 500 трупов.
Как раз в этот момент я дозвонился до Осипова.
Он сорванным голосом доложил, что связь с Зиновьевым восстановлена. Часть противника прижата к берегу. Есть пленные. Противник пытался расширить прорыв в стыке там, где просочилась группа автоматчиков. Двигавшуюся туда роту с приданными минометными командами встретили шахтеры с гранатами. Они спасли положение.
— У них очень большие потери, — глухо сказал Осипов. — Командир роты старший лейтенант Силин убит... Когда он упал, произошло замешательство. Но он поднялся и снова побежал. Второй раз упал — и уже не встал. Роту повел в атаку Пронин. И его ранило в живот...
Потом нам донесли, что ночью, когда подбирали убитых, обнаружили еще живого Пронина. В тяжелом состоянии его отправили в госпиталь и выходили».
И. И. Азаров еще несколько раз коротко упомянет в своем тексте о шахтерах.
Так, вспоминая свои посещения Одесских госпиталей, он следующим образом охарактеризует мастерство главного хирурга 44-го военно-морского госпиталя Вениамина Ивановича Иванова, делавшего в то время до 30-ти операций в сутки: «Это он поднял на ноги политрука шахтерской роты Пронина, приговоренного, казалось, к смерти».
Очень красноречив эпизод с заседанием Военного совета, который еще раз подчеркивает значение 412-й батареи, а также показывает осознание командующим высокой цены ее спасения: «На очередном заседании Военного совета мы обсуждали положение, сложившееся в районе Чебанки.
— Позор нам будет, — говорил Жуков, если враги захватят батарею и повернут против нас. Никакого оправдания нам не будет...
— Что думают о ситуации члены Военного совета? — прервал молчание Жуков. — Дальнейшее сужение линии фронта приведет к тому, что город и порт будут простреливаться артиллерией врага. Как быть с четыреста двенадцатой батареей?
Слушая Жукова, я вспомнил, как за три часа до заседания Военного совета прибывший в штаб Дитятковский упрашивал его не взрывать стационарную 412-ю батарею.
Жуков молча выслушал его доводы, потом встал, прошелся по комнате, подошел к столу, уперся в него руками и, глядя на Дитятковского поверх пенсне, тише обычного сказал:
— Ты знаешь, какой ценой мы выручали батарею?! Помнишь роту шахтеров с одними гранатами?!
— Все помню...
— Не хватает только того, чтобы враг на наших плечах ворвался на батарею и развернул ее в сторону города. Вчера такая угроза была...».
После длительного обсуждения сложившейся обстановки члены Военного совета пришли к единому решению, поддержав предложение генерала-лейтенанта Г. П. Софронова: участок между Большим Аджалыкским и Аджалыкским лиманами оставить, правофланговые части Восточного сектора отвести на линию Вапнярки и Александровки, после отхода 412-ю батарею взорвать, личный состав ее передать в 1-й полк морской пехоты. В ночь на 25 августа решение Военного совета было выполнено. При этом батарея была уничтожена в 6.30 утра 25 августа 1941 года.
Так закончился боевой путь героической береговой батареи, ставшей местом первого и последнего боя воинов-шахтеров Донбасса.
Осенью 1958 года И. И. Азаров выехал на Черноморский флот для проверки состояния политработы, прибыв в Одессу, он узнает, что здесь проживает капитан 2 ранга запаса Семен Иванович Бондаренко, в прошлом - комиссар батальона, в который пришли шахтерские роты. Вскоре ветераны встретились: «Мы вместе едем по Николаевской дороге к Чебанке, где некогда стояла знаменитая 412-я батарея.
— Вот здесь шахтеры с гранатами выручали батарею, — показал Бондаренко рукой вправо, когда мы были в трех километрах от старой батареи.
С непокрытыми головами ходили мы по ровному, уже не раз вспаханному полю, где ничто больше не напоминало о минувших боях. А у меня стояло в ушах: «Ты знаешь, какой ценой мы выручали батарею?! Помнишь роту шахтеров с одними гранатами?!»
Мы шли туда, где когда-то меня удивили домики на орудиях. И там тоже ничто не выделялось над землей. Медленно вслед за нами шла к Чебанке машина.
И вот она, 412-я... Бывшая... Только гнезда бетонные. И входа в потерну нигде не найти. Земля... Бурьян...».
Вероятно, благодаря этой встрече многие подробности истории о подвиге шахтеров вошли в книги бывшего члена Военсовета Одесского оборонительного района.
Выше уже говорилось о том, что первым целенаправленно исследовать материалы о подвиге шахтеров начал проживавший в Одессе ветеран Великой Отечественной войны, полковник в отставке - Новомир Иванович Царихин. Долгие годы вся работа держалась на его энтузиазме.
Являясь научным сотрудником Музея истории Краснознаменного Одесского военного округа (в настоящее время - Военно-исторический музей Южного оперативного командования), Н. И. Царихин часто проводил экскурсии по местам боевой славы города-героя, на которых рассказывал о бое за батарею в Чебанке. При случае, Новомир Иванович расспрашивал ветеранов, участвовавших в обороне Одессы, известно ли им что-либо об этом событии.
В 1980-х годах, в один из юбилеев обороны города, после очередной экскурсии к Новомиру Ивановичу подошел ветеран, воевавший на 412-й батарее – сержант Ф. С. Задоя. Он рассказал об обороне батареи, а также все то, что знал о шахтерах, сожалея, что многое уже забылось: «В ночь на 24 августа батарея была окружена, – начал Федор Самойлович, – и весь личный состав отражал беспрерывные атаки в 100 метрах от орудий. У нас были 45-миллиметровые пушки, счетверенные максимы, минометы и даже камнемет. Сильный бой был и у командного пункта батареи, над обрывом у моря. Румын было много и они все время лезли на нас. Их поддерживали минометы и пулеметы, у нас уже были раненые и убитые.
Я отвечал за связь и минирование. Но связи с командованием в Одессе у нас не было. Румыны действительно могли захватить батарею, а мы были готовы умереть, но батарею не отдать. Ко взрыву батареи мы не были готовы, да и жалко было ее взрывать: за день до этого мы поменяли стволы орудий и все еще надеялись на помощь.
Вдруг в районе Николаевской дороги начался бой. Видны были разрывы гранат, слышны взрывы и стрельба. Штурм батареи прекратился, а бой в районе дороги еще некоторое время продолжался, но затем затих. Защитники батареи поняли, что пришла помощь, и были уверены, что это моряки 1-го полка, наши соседи. Тем временем рассвело, а к нам на батарею никто не шел.
Мы, несколько батарейцев, осторожно подошли к месту боя и увидели жуткую картину. Перед дорогой, в траве, в кустах, лежали трупы румынских солдат с разрубленными головами, плечами, тела погибших наших бойцов в тельняшках, слышны были стоны раненых, ругань, призывы о помощи…
На земле валялись румынские винтовки. У некоторых наших мертвых бойцов в руках были зажаты окровавленные саперные лопатки, ножи и те же румынские винтовки с разбитыми прикладами.
Дальше по дороге несколько раненых бойцов, опираясь на винтовки, ходили, искали своих и перевязывали друг друга.
На обочине дороги сидел старый, с бородкой, боец в мичманке, ему другой боец перевязывал плечо. На груди старика была татуировка – двуглавый орел держал в лапах якорь. Старик попросил закурить, потом сказал, что надо найти нового командира – шахтера, он где-то здесь лежит, может жив. Старый моряк был местным жителем, смотрителем какого-то маяка. Он подсел в селе, чтобы показать дорогу к 412-й батарее, но тоже пошел в бой вместе со всеми.
Не знаю, что там было дальше по дороге и вокруг батареи, но подбежал наш юнга и сказал, что меня вызывает командир наладить связь с Одессой, и я, взвалив на плечи одного раненого, ушел на батарею.
Потом нам сказали, что наши спасители были шахтерами из города Сталино. Они ценой своей жизни спасли не только батарею, но и Одессу.
Позже, когда мы уже взорвали батарею и влились в 1-й морской полк, батарейцы снова вспомнили ночной бой, и пришли к единому мнению, что такой подвиг могли совершить только шахтеры, с их характером и силой…».
Живой рассказ Федора Самойловича Задои ценен как свидетельство очевидца, ведь это единственный человек своими глазами видевший поле боя и оставивший воспоминания, что может помочь в восстановлении целостной картины боя, отсутствующей в мемуарах Азарова. Важно и то, что информацией делится не один из руководителей обороны, не штабной офицер или политработник (А. А. Азаров, Н. И. Крылов, С. И. Бондаренко), а рядовой боец.
Упомянут ряд существенных деталей. Так, из описания можно сделать вывод, что бой в большей степени проходил как рукопашная схватка. Появляются дополнительные данные о вооружении шахтеров – это ножи и саперные лопатки, а также отнятые у врага румынские винтовки, которые, судя по разбитым прикладам, использовали для рукопашного боя.
По всей видимости, внезапно применив гранаты, шахтеры смешались с врагом и перешли в рукопашную, чтобы максимально компенсировать отсутствие стрелкового оружия. Наверное, это была единственно возможная тактика в тех обстоятельствах. Сближению с противником способствовало и ночное время суток, ограничивающее дальность прицельного огня.
Стоит обратить внимание на сообщение о новом командире – шахтере. Наверное, после гибели старшего лейтенанта Силина и ранения политрука Пронина у шахтеров произошла самоорганизация, выдвинувшая общепризнанного лидера для дальнейшего руководства боем.
Сведения о большом количестве убитых и тяжелораненых шахтеров, согласуются с другими мемуарными источниками.
И еще один важный момент, Ф. С. Задоя говорит о шахтерах из города Сталино, т. е. это уже не просто шахтеры Донбасса, а представители определенного города. Как известно, до 1961 года название Сталино носил нынешний город Донецк. Хотя и в этом случае мы не можем допускать однозначной трактовки, ведь в областной центр могли стекаться шахтеры, мобилизованные со всей области, и, уходя оттуда на фронт, они тоже в какой-то степени становились «шахтерами из города Сталино».
В 2001 году на экскурсии в музее Южного оперативного командования у Новомира Царихина побывала участница обороны Одессы, бывшая медсестра полевого пункта медицинской помощи 1-го морского полка Мальвина Федоровна Никон-Дунай. Она вспомнила, что 23 августа 1941 года их медпункт находился на окраине села Новая Дофиновка: «Ночью позвонило начальство и предупредило, чтоб персонал подготовился к приему большого количества раненых шахтеров. Двое наших санитаров утром уехали на машине в сторону Чебанки и привезли человек десять тяжело раненых бойцов. Они потеряли много крови, всем им нужны были операции. После оказания первой помощи их увезли в Одессу. Санитары рассказали, что там, у Чебанки, на Николаевской дороге и у 412-й батареи много погибших шахтеров. Их собирали морские пехотинцы 1-го полка, и на машинах перевозили для захоронения в братской могиле где-то вблизи от места гибели». Точного места расположения братской могилы Мальвина Федоровна не знала.
Архивные материалы свидетельствуют
Ниже будут приведены данные архивных источников. Отметим, что в ноябре 2007 года поиск документальных материалов по теме исследования проводился в Центральном военно-морском архиве Министерства Обороны РФ (ЦВМА), расположенном в городе Гатчина Ленинградской области. Полученные там сведения позволили в феврале 2008 года продолжить работы в Москве в специализирующемся на штабных документах флотов Архивном отделе ЦВМА.
Изучение архивных документов принесло богатый фактический материал, подтвердивший достоверность реального существования участников тех событий и объективность сведений, изложенных в мемуарах ветеранов обороны Одессы.
Мы помним, что важное место среди мемуаров защитников Одессы занимают работы И. И. Азарова, однако основным источником его сведений о шахтерах является комиссар - Семен Иванович Бондаренко. По архивным данным он проходит как военный комиссар 1-го батальона 2-го морского полка. В частности, старший политрук С. И. Бондаренко упоминается в списке личного состава 2-го отдельного морского полка Одесской военно-морской базы по состоянию на 16 августа 1941 г. в должности военкома 1-го батальона. В той же должности он упоминается в приказе командира Одесской военно-морской базы Черноморского флота от 8 августа 1941 г., в списках 1-го батальона 2-го морполка на 27 августа 1941 г., в приказе с объявлением личного состава 2-го морского полка на 28 августа 1941 г.
Эти документы не только подтверждают реальное существование С. И. Бондаренко, но и говорят нам о том, что шахтерские роты прибыли в 1-й батальон 2-го морского полка (в мемуарах номер батальона не назывался).
Если продолжить тему подтверждения мемуарных источников, нужно отметить, что по документам ООР проходят и ветераны обороны Одессы, поделившиеся с Н. И. Царихиным своими воспоминаниями. Так, фамилия сержанта Ф. С. Задои есть в списке личного состава 412-й батареи (отмечено, что он ранен), из которого после взрыва батареи 25 августа 41 г. была сформирована 1-я рота 2-го батальона 1-го морского полка. Имеется и наградной лист, с представлением к ордену «Красной звезды» на медсестру Дунай Мальвину Федоровну.
Сохранились важные сведения о политруке шахтерской роты Иване Алексеевиче Пронине. Наиболее раннее упоминание о нем встречается в приказе командира ОВМБ ЧФ от 8 августа 41 г. «О назначении политсостава во 2-й отдельный морской полк». И. А. Пронин проходит как политрук 1-й роты 3-го батальона этого полка.
Из чего делаем вывод о том, что Пронин не мог прибыть в Одессу вместе с шахтерами, а был назначен политруком роты на месте - во 2-м морском полку.
«Отчет по обороне Одессы Одесской ВМБ ЧФ» безжалостно показывает реальное положение защитников в 20-х числах августа 1941 года, то положение, при котором стало возможным посылать в бой практически безоружных людей: «В боях 22 и 23.08 части ООР, разгромив значительные силы наступающего противника, в свою очередь понесли большие потери в личном составе и вооружении. Значительные потери также в начсоставе…
Плотность обороны на фронте резко падает. Армейских резервов и вообще резервов личного состава и оружия нет… Обученные резервы, полученные за счет дополнительной мобилизации по Одесскому району, использованы полностью.
Имеемый резерв около 4000 человек мобилизованных не обучены и не вооружены… Части ООР в течение более 10 суток ведут напряженные бои днем и ночью. Но, несмотря на усталость, они ведут ожесточенные контратаки, удерживая район обороны от натиска значительно превосходящих сил противника. Противник почти каждый день бросает новые свежие силы. У нас ощущается острый недостаток в вооружении: особенно минометах, минах, пулеметах, винтовках… Мобилизованы все материальные и людские резервы на помощь фронту. Но острый недостаток в живой силе и вооружении создает угрожаемое положение, нет гарантии не допустить прорыва фронта. Физическое состояние войск требует передышки, войска сильно устали. Над Одессой серьезная угроза».
О тяжелых потерях войск в Восточном секторе, героизме бойцов и высоком значении артиллерии говорит «Отчет по обороне Одессы Одесской ВМБ ЧФ»: «В результате упорных боев 21-24.08.41 г. со значительно превосходящими силами противника, части Восточного сектора имели большие потери в личном составе. В некоторых подразделениях они достигали 70%, в отдельных батальонах оставалось в строю по 80-100 человек. Мобилизованные резервы были необучены. Части ООР с большим напряжением удерживали позиции за счет исключительного героизма личного состава и действий артиллерии…».
Подводя итоги
Оборона Одессы продолжалась до середины октября 1941 года. За это время немало ярких страниц было вписано в историю Великой Отечественной войны. Бои на подступах к городу-герою более чем на 2 месяца сковали 4-ю румынскую армию, понесшую значительные потери.
Ставка Верховного Главнокомандования высоко оценила действия защитников города.
Но самым тяжелым периодом 73-дневной героической обороны Одессы был период первых боев августа, когда растянутые в тонкую линию на передовых рубежах моряки и красноармейцы, ценою собственных жизней, часто – сойдясь «лицом к лицу» в рукопашной схватке, останавливали натиск превосходящего по численности и лучше вооруженного врага.
Именно в эти августовские дни совершили свой подвиг бойцы шахтерских рот. Что характерно, защищая родную страну под стенами «красавицы-Одессы», донецкие шахтеры преграждали агрессору путь и на свою малую Родину – Донбасс. «Отчет по обороне Одессы Одесской ВМБ ЧФ» гласит, что «если бы Одесса была сдана противнику без боя, то он мог бы все действовавшие на ее подступах силы в составе около двадцати двух полнокровных дивизий использовать для своих основных ударов в направлении на Донбасс».
К сожалению, общая картина событий, связанных с боем у 412-й батареи, все еще фрагментарна, и на то есть объективные причины. В первую очередь, нужно помнить, что боевые донесения о действиях отряда в штаб не поступали, ведь даже отослать их после боя было некому. Тяжелая обстановка в Восточном секторе обороны также не способствовала сбору и упорядочению информации. Поэтому лишь комплексный подход к материалам воспоминаний участников обороны Одессы, данным архивных источников и военно-исторической литературы позволяет составить целостное представление о подвиге горняков.
Многие детали в настоящее время остаются неизвестными.
Под вопросом остаются точные сроки, конкретное место и другие обстоятельства формирования маршевых рот из числа шахтеров Донбасса, этапы пути 250-ти добровольцев в осажденную Одессу.
Пока не удалось найти данных о погибшем в ночном бою командире отряда – старшем лейтенанте Силине. Неизвестно, кто принял на себя командование после ранения политрука Пронина, и как сложилась его дальнейшая судьба.
И главное – пока остаются неизвестными имена и фамилии рядовых бойцов отряда, место погребения павших героев.
«…Уходили на фронт шахтеры. Участок – взвод. Шахта – рота… Донбасс – шахтерские дивизии…» – писал о событиях 1941 года Виктор Андриянов. Но сколько их, добровольцев, было в тот грозный час? Ведь летом 41-го только по Донбассу счет их шел уже не на тысячи, а на десятки тысяч.
В первые недели войны на призывные пункты города Сталино пришло более 20 тысяч человек. В шахтерских городах Макеевке и Горловке поступило по 5 тысяч заявлений добровольцев. В числе первых ушли на фронт 1300 шахтеров из Чистяково (Торез).
Так было по всему Донбассу. Лишь одна Донецкая область дала фронту 175 тысяч воинов. И где-то среди них – личный состав маршевых рот, прибывших в осажденный город для пополнения войск Одесского оборонительного района в августе 1941 года.
Хочется думать, что живой интерес общества, в том числе и молодого поколения, к подвигу шахтеров-добровольцев, помощь энтузиастов поискового дела и продолжение исследовательской работы в архивах позволят восполнить пробелы в этой истории.
6 мая 2010 года, в год 65-летия Великой Победы на Одесской земле у бывшей 412-й батареи был торжественно открыт памятник подвигу донецких шахтеров, памятник мужеству, героизму и самопожертвованию воинов, отдавших жизни «за други своя». Рядом с ним перезахоронили останки 42-х морских пехотинцев, погибших в 1941 году во время обороны Одессы.
Сокращенный вариант статьи ««Белые пятна» обороны Одессы: подвиг 250 шахтеров Донбасса».
Автор Мирослав Руденко
С полным вариантом статьи Вы можете ознакомиться на сайте www.pandia.ru, перейдя по ссылке http://www.pandia.ru/text/77/280/67368.php
Форумский чувак Сообщений: 484 Откуда: Ukraine Зарегистрирован: 07 Октября 2009, 09:25:29 Пол:
Мужской Статус: offline
Опубликовано 29 Августа 2013, 12:21:21
Инициативных, находчивых людей уважают, ценят, им доверяют лучшую технику, трудные участки, неизведанные пути, на них надеются. Они не подведут. Но почему не все люди способны всегда проявлять инициативу и находчивость, находить выход в сложных условиях и решать трудные задачи?
Вероятно, потому, что проявлять инициативу и находчивость может только тот человек, кто в совершенстве знает свою специальность, мастерски владеет доверенной ему техникой, кто всегда бодр и полон энергии, кто дисциплинирован, верит в дружбу, верит, что его инициативные действия будут поняты и поддержаны товарищами. Вот в этих условиях и может проявляться творчество, которое обеспечивает успех в труде и в бою. Ясно, что инициативным и находчивым может быть только волевой человек.
Еще один пример из моей боевой практики. В корейском порту Вонсан был высажен наш десант: около двух тысяч морских пехотинцев. Они заняли часть порта. У японцев в районе города размещались войска численностью более десяти тысяч. Создалась напряженная ситуация. От боевых действий японцы уклонялись, но и не капитулировали, хотя, как нам было известно, указ о капитуляции японский император уже подписал. Отряд действовал в городе. Мы разрушили железнодорожное полотно, чем лишили японские войска возможности отхода. Отправили на свой корабль офицеров из состава командования гарнизона. Выяснили план японского командования. Он сводился к тому, чтобы, как только все войска будут сосредоточены непосредственно у порта, атаковать и уничтожить наш десант, захватить корабли, стоящие у причалов, и морем уйти в метрополию. Об этом я доложил командиру десанта капитану 1 ранга Студеничникову. О наличии такого плана японские солдаты еще не знали, и нужно было показать им, что гарнизон начал капитуляцию.
Я получил письменный приказ принудить к капитуляции гарнизон аэродрома, который находился на другом берегу вонсановской бухты. В гарнизоне было больше трех тысяч войск, а нас во много раз меньше.
На торпедных катерах мы подошли к косе, где были расположены склады, ангары и взлетная полоса, и, быстро высадившись, заняли оборону. Теперь мы могли воздействовать на объекты противника. Наша оборона была надежной. Перед нами ровное летное поле, а за спиной торпедные катера, на каждом из которых по восемь крупнокалиберных пулеметов. Мы ждали, что предпримет противник.
На летном поле появились грузовая и легковая автомашины, направлявшиеся к нам. Из легковой машины вышли пять офицеров, из грузовой два солдата вытащили стулья. Нас пригласили сесть. Это приглашение было сделано в очень вежливой форме, с улыбками и поклонами. Сесть мы отказались, и я сразу спросил:
— Когда вы думаете сдаваться?
Старший из офицеров, майор, ответил:
— Я не имею полномочий вести переговоры о капитуляции, такие переговоры нужно вести с начальником аэродрома. Он в штабе и ждет вас.
Как поступить? Отказаться — будет бой, и он обязательно перекинется на порт, а положение нашего десанта тяжелое. Пойти — рискованно, однако смысл есть. Так просто, сразу они нас не убьют, а в ходе переговоров можно найти какой-то выход.
В штаб пошли десять человек. Отряд под командованием Героя Советского Союза мичмана Александра Никандрова остался на месте. По дороге к штабу японские офицеры вежливо информировали нас о мощности своей обороны. Мы понимали, что это психологический шаг. Хотелось повернуть обратно. Уж лучше бой. По крайней мере все ясно, а тут неизвестно, что выкинут самураи, когда мы окажемся в штабе.
Двух разведчиков я оставил для связи на улице, а восемь человек вошли в кабинет начальника аэродрома. Там было десятка два офицеров. Мы вежливо поприветствовали друг друга, сели, и переговоры начались. Мгновенно пропали улыбки на лицах японских офицеров, а начальник аэродрома, полковник, сурово спросил:
— Где наши офицеры?
Что я мог ответить? Только так:
— У нас на корабле, ведут переговоры.
— Надеюсь, они в безопасности?
— Безусловно, все делается добровольно, — спокойно заверил я. — Мы пришли узнать, когда вы будете сдаваться в плен.
Полковник встал, а за ним вскочили и остальные офицеры:
— Сдаваться в плен мы не имеем права, и нет оснований вести эти разговоры, по крайней мере до тех пор, пока наше командование не вернется с вашего корабля. Я принял решение до возвращения нашего командования задержать вас как заложников, а солдаты, которые высадились вместе с вами, пусть немедленно покинут аэродром, иначе все будут уничтожены.
Я взглянул на своих товарищей, и мне стало ясно, что они готовы к решительным действиям. Японские офицеры напряженно ждали ответа. Но почему же, объявив заложниками, полковник не приказал нас разоружить? Значит, он боялся, боялся смерти. И я сказал:
— Пожалуй, мы готовы умереть. Но только после вас.
Тем временем Иван Гузненков открыл окно, показывая жестом, что тут можно прыгнуть. Андрей Пшеничных подошел к двери, закрыл ее на ключ и положил его в карман, а у двери встал с автоматом Владимир Оляшев. Дмитрий Соколов подошел вплотную к полковнику, а Семен Агафонов стал легонько, не торопясь, подбрасывать гранату, будто это детская игрушка. Японцы все время следили за гранатой и чуть вздрагивали. В глазах у них был страх. Полковник попросил перейти к переговорам.
— Мы согласны оформить решение и объявить его командирам частей, но для этого нам необходимо провести короткое совещание.
— Нет, — ответил я, — бумага у вас есть, чернила тоже, пишите приказ.
— Это будет формальная бумага, мы не сумеем довести ее до подчиненных, — заявил полковник.
— Ничего, как-нибудь осилим эту задачу, был бы приказ, — ответил я.
Приказ был подписан. Я вручил его майору, который все время давал какие-то указания другим офицерам, и сказал:
— Здесь достаточно телефонов, используйте их. В окно видно летное поле. Как только ваши войска построятся без оружия на летном поле, а я получу об этом сигнал от своих товарищей, мы вместе выйдем из помещения штаба.
Минут через сорок войска были выстроены, я получил сигнал от Никандрова, и мы вышли на улицу.
Солдаты были построены по четыре. Получилась слишком длинная колонна, а вести ее нужно было вокруг бухты в одну из школ. Чтобы не распылять силы конвоя, мы решили перестроить колонну по восемь солдат в ряд, но все равно конвоировать такую колонну нам было не под силу. Тогда я приказал полковнику и майору сесть в легковую машину вместе со мной, всем офицерам, которые были в штабе, в автобус, а войскам под руководством своих командиров и нашим наблюдением двигаться до пункта назначения. Причем я предупредил, что, если хоть один солдат убежит, первым будет уничтожен полковник, потом майор, а затем и другие. Полковник вынужден был подчиниться. Он сам объявил наше требование войскам. Таким образом мы и совершили марш к месту назначения.
Приказ командования был выполнен. И сразу же после капитуляции гарнизона аэродрома началась капитуляция всего гарнизона Вонсана.
Впоследствии мне приходилось читать и слышать об этой операции и такое, что Леонов с десятком разведчиков сумел создать видимость окружения трех с половиной тысяч японских войск и взять их в плен. Как видите, в жизни все чуть по-иному, пожалуй, даже проще, были бы рядом верные, надежные друзья.
Отрывок из брошюры Леонова В.Н. «Готовься к подвигу сегодня»
Воениздат. Москва – 1973.
Местный Сообщений: 7 Откуда: Ukraine Зарегистрирован: 17 Ноября 2012, 16:19:12 Пол:
Мужской Статус: offline
Опубликовано 07 Сентября 2013, 16:25:18
Русские женщины в Великой Отечественной войне
До Великой Отечественной войны женщины в частях Красной Армии не служили. Но нередко «несли службу» на пограничных заставах вместе со своими мужьями-пограничниками.
Судьбы этих женщин с приходом войны сложились трагически: большая их часть погибла, лишь единицы сумели выжить в те страшные дни.
К августу 1941-го года стало очевидно, что без женщин никак не обойтись.
Первыми на службу в Красную Армию заступили женщины- медработники: развёртывались медсанбаты (медикосанитарные батальоны), ППГ (полевые подвижные госпитали), ЭГ (эвакогоспитали) и санитарные эшелоны, в которых служили молоденькие медсёстры, врачи и санитарки. Потом в Красную Армию военкомы стали призывать связисток, телефонисток, радисток. Дошло до того, что почти все зенитные части были укомплектованы девушками и молодыми незамужними женщинами в возрасте от 18 до 25 лет. Стали формироваться женские авиационные полки. К 1943-му году в Красной Армии служили в разное время от 2 до 2.5 миллионов девушек и женщин.
Военкомы призывали в армию самых здоровых, самых образованных, самых красивых девушек и молодых женщин. Все они показали себя очень хорошо: это были храбрые, очень стойкие, выносливые, надёжные бойцы и командиры, были награждены боевыми орденами и медалями за храбрость и отвагу, проявленную в бою.
Например, полковник Валентина Степановна Гризодубова, Герой Советского Союза, командовала авиационной бомбардировочной дивизией дальнего действия (АДД). Это её 250 бомбардировщиков ИЛ4 вынудили в июле-августе 1944 года капитулировать Финляндию.
О девушках-зенитчицах
Под любой бомбёжкой, под любым обстрелом они оставались у своих орудий. Когда войска Донского, Сталинградского и Юго-Западного фронтов замкнули кольцо окружения вокруг вражеских группировок в Сталинграде, немцы попытались организовать воздушный мост с занятой ими территории Украины в Сталинград. Для этого весь военно-транспортный воздушный флот Германии был переброшен под Сталинград. Наши русские девушки-зенитчицы организовали зенитный заслон. Они за два месяца сбили 500 трёхмоторных германских самолётов Юнкерс 52.
Кроме того, они сбили ещё 500 самолётов других типов. Такого разгрома немецкие захватчики не знали ещё никогда и нигде в Европе.
Ночные ведьмы
Женский полк ночных бомбардировщиков подполковника гвардии Евдокии Бершанской, летая на одномоторных самолётах У-2, бомбил немецкие войска на Керченском полуострове в 1943-м и в 1944-м годах. А позже в 1944-45 гг. воевал на первом Белорусском фронте, поддерживая войска маршала Жукова и войска 1-й армии Войска Польского.
Самолёты У-2 (с 1944 г. - По-2, в честь конструктора Н.Поликарпова) летали ночью. Базировались они в 8-10 км от линии фронта. Взлётно-посадочная полоса им нужна была небольшая, всего метров 200. За ночь в боях за Керченский полуостров они делали по 10-12 вылетов. Нёс У2 до 200 кг бомб на расстояние до 100 км в немецкий тыл. . За ночь они сбрасывали на немецкие позиции и укрепления каждый до 2-х тонн бомб и зажигательных ампул. К цели они подходили с выключенным двигателем, бесшумно: у самолёта были хорошие аэродинамические свойства: У-2 мог спланировать с высоты 1 километр на расстояние от 10 до 20 километров. Сбить немцам их было трудно. Я сам видел много раз, как немецкие зенитчики водили крупнокалиберными пулемётами по небу, пытаясь найти бесшумный У2.
Сейчас паны-поляки не помнят, как русские красавицы-лётчицы зимой 1944 года сбрасывали гражданам Польши, восставшим в Варшаве против германских фашистов, оружие, боеприпасы, продовольствие, медикаменты….
Белая лилия
На Южном фронте под Мелитополем и в мужском истребительном полку воевала русская девушка-лётчица, которую звали Белая Лилия. Сбить её в воздушном бою было невозможно. На борту её истребителя был нарисован цветок – белая лилия.
Однажды полк возвращался с боевого задания, Белая Лилия летела замыкающей – такой чести удостаиваются только самые опытные лётчики.
Немецкий истребитель Ме-109 караулил её, спрятавшись в облаке. Дал по Белой Лилии очередь и снова скрылся в облаке. Раненная, она развернула самолёт и бросилась за немцем. Обратно она так и не вернулась… Уже после войны её останки были случайно обнаружены местными мальчишками, когда те ловили ужей в братской могиле в селе Дмитриевка, Шахтерского района Донецкой области.
Miss Pavlichenko
В Приморской Армии воевала одна среди мужчин – моряков девушка – снайпер. Людмила Павличенко. К июлю 1942 года на счету Людмилы было уже 309 уничтоженных германских солдат и офицеров (в том числе 36 снайперов противника).
В том же 1942 году ее направили с делегацией в Канаду и Соединённые Штаты. В ходе поездки она была на приёме у Президента Соединённых Штатов Франклина Рузвельта. Позже Элеонора Рузвельт пригласила Людмилу Павличенко в поездку по стране. Американский певец в стиле кантри Вуди Гатри написал про неё песню «Miss Pavlichenko».
В 1943 году Павличенко было присвоено звание Героя Советского Союза.
«За Зину Туснолобову!»
Санинструктор полка (медицинская сестра) Зина Туснолобова воевала в стрелковом полку на Калининском фронте под Великими Луками.
Шла в первой цепи вместе с бойцами, перевязывала раненых. В феврале 1943 году в бою за станцию Горшечное Курской области, пытаясь оказать помощь раненому командиру взвода, сама была тяжело ранена: ей перебило ноги. В это время немцы перешли в контратаку. Туснолобова попыталась притвориться мёртвой, но один из немцев заметил её, и ударами сапог и приклада попытался добить санитарку.
Ночью, подающая признаки жизни санитарка была обнаружена разведгруппой, перенесена в расположение советских войск и на третий день доставлена в полевой госпиталь. У неё были отморожены кисти рук и нижние части ног, пришлось ампутировать. Вышла из госпиталя на протезах и с протезами рук. Но не пала духом.
Поправилась. Вышла замуж. Родила троих детей и вырастила их. Правда, растить детей ей помогала её мама. Скончалась в 1980 году в возрасте 59 лет.
Танкистки
У танкиста очень тяжёлая работа: грузить снаряды, собирать и ремонтировать разбитые гусеницы,работать лопатой, ломом, кувалдой, таскать брёвна. И чаще всего под вражеским огнём.
В 220-й танковой бригаде Т-34 была у нас на Ленинградском фронте механиком-водителем техник-лейтенант Валя Крикалёва. В бою немецкая противотанковая пушка разбила гусеницу её танка. Валя выскочила из танка и стала чинить гусеницу. Немецкий пулемётчик прострочил её наискосок по груди. Товарищи не успели прикрыть её. Так ушла в вечность замечательная девушка-танкистка. Мы, танкисты с Ленинградского фронта, до сих пор помним её.
На Западном фронте в 1941 году сражался на Т-34 командир роты танкист капитан Октябрьский. Погиб смертью храбрых в августе 1941. Оставшаяся в тылу молодая жена Мария Октябрьская решила отомстить немцам за гибель своего мужа.
Она продала свой дом, всё имущество и обратилась с письмом к Верховному Главнокомандующему Сталину Иосифу Виссарионовичу с просьбой позволить ей на вырученные средства купить танк Т-34 и отомстить немцам за убитого ими мужа-танкиста:
Москва, Кремль Председателю Государственного Комитета обороны. Верховному Главнокомандующему.
Дорогой Иосиф Виссарионович!
В боях за Родину погиб мой муж — полковой комиссар Октябрьский Илья Федотович. За его смерть, за смерть всех советских людей, замученных фашистскими варварами, хочу отомстить фашистским собакам, для чего внесла в госбанк на построение танка все свои личные сбережения — 50 000 рублей. Танк прошу назвать «Боевая подруга» и направить меня на фронт в качестве водителя этого танка. Имею специальность шофёра, отлично владею пулемётом, являюсь ворошиловским стрелком.
Шлю Вам горячий привет и желаю здравствовать долгие, долгие годы на страх врагам и на славу нашей Родины.
ОКТЯБРЬСКАЯ Мария Васильевна.
г. Томск, Белинского, 31
Сталин приказал принять Марию Октябрьскую в Ульяновское танковое училище, обучить её, дать ей танк Т-34. После окончания училища Марии было присвоено воинское звание техник-лейтенант механик-водитель.
Её послали на тот участок Калининского фронта, где воевал её муж.
17 января 1944 года в районе станции Крынки Витебской области снарядом у танка «Боевая подруга» был разбит левый ленивец. Механик Октябрьская пыталась под огнём противника устранить повреждения, но осколок разорвавшейся поблизости мины тяжело ранил её в глаз.
В полевом госпитале ей сделали операцию, а потом на самолёте доставили в фронтовой госпиталь, но ранение оказалось слишком тяжелым, и она скончалась в марте 1944.
Катя Петлюк – одна из девятнадцати женщин, чьи нежные руки водили танки на врага. Катя была командиром лёгкого танка Т-60 на Юго-Западном фронте западнее Сталинграда.
Кате Петлюк достался легкий танк «Т-60». Для удобства в бою каждая машина имела свое имя. Имена танков все были внушительные: «Орел», «Сокол», «Грозный», «Слава», а на башне танка, который получила Катя Петлюк, было выведено необычное – «Малютка».
Танкисты посмеивались: «Вот уже в точку попали – малютка в «Малютке».
Танк её был связным. Она шла позади Т-34, и, если какой-то из них был подбит, то она подходила на своём Т-60 к подбитому танку и помогала танкистам, доставляла запчасти, была связной. Дело в том, что не на всех Т-34 были радиостанции.
Лишь спустя много лет после войны старший сержант из 56-й танковой бригады Катя Петлюк узнала историю рождения своего танка: оказывается, он был построен на деньги омских детей-дошкольников, которые, желая помочь Красной Армии, отдали на строительство боевой машины свои накопленные на игрушки и куклы. В письме к верховному Главнокомандующему они просили назвать танк «Малютка». Дошкольники Омска собрали 160 886 рублей…
Через пару лет Катя уже вела в бой танк «Т-70» (с «Малюткой» все же пришлось расстаться). Участвовала в битве за Сталинград, а затем в составе Донского фронта в окружении и разгроме гитлеровских войск. Участвовала в сражении на Курской дуге, освобождала левобережную Украину. Была тяжело ранена – в 25 лет стала инвалидом 2-й группы.
После войны - жила в Одессе. Сняв офицерские погоны, выучилась на юриста и работала заведующей бюро загса.
Награждена орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны II степени, медалями.
Спустя много лет Маршал Советского Союза И. И. Якубовский, бывший командир 91-й отдельной танковой бригады, напишет в книге «Земля в огне»: «...а вообще-то трудно измерить, во сколько крат возвышает героизм человека. О нем говорят, что это — мужество особого порядка. Им, безусловно, обладала участница Сталинградской битвы Екатерина Петлюк».
Местный Сообщений: 7 Откуда: Ukraine Зарегистрирован: 17 Ноября 2012, 16:19:12 Пол:
Мужской Статус: offline
Опубликовано 07 Сентября 2013, 16:41:02
При размещении статьи приводите, пожалуйста, сам текст (а не только ссылку на другой сайт), а ссылку на сайт и автора указывайте ниже.
"Потомству в пример". 180 лет подвигу брига "Меркурий"
Исполнилось 180 лет со дня небывалого сражения, в котором проявилось несгибаемое мужество русских моряков брига "Меркурий", его командира капитан-лейтенанта А.И. Казарского, не склонивших головы и не спустивших Андреевский флаг перед неприятелем.
Александр Иванович Казарский родился 16 июня 1798 года на белорусской земле в местечке Дубровно Витебской губернии в семье отставного губернского секретаря, управляющего имением князя Любомирского. Отец Саши — Иван Кузьмич Казарский, мать - Татьяна Гавриловна. В семье Казарских было пятеро детей: Прасковья, Екатерина, Матрена, Александр и Иван.
В 1811 году Александр стал кадетом Николаевского штурманского училища.
30 августа 1813 года волонтер Александр Казарский был записан в Черноморский флот гардемарином, а еще через год был произведен в первый офицерский чин и стал мичманом. Плавал на бригантинах "Десна" и "Клеопатра", затем был переведен на Дунайскую флотилию и назначен в Измаил командиром отряда мелких гребных судов.
Его служба на Дунайской флотилии продлилась пять лет. В 1819 году он получил чин лейтенанта и в этом же году был назначен на фрегат "Евстафий", который прибыл в Севастополь.
После "Евстафия" Казарский плавал на шхуне "Севастополь", транспортах "Ингул" и "Соперник", командовал катером "Сокол", служил на бриге "Меркурий", на линейном корабле и снова на бриге "Меркурий".
9 июля 1828 года за отличие, проявленное при взятии Анапы, Казарский был произведен в капитан-лейтенанты. В этом же году за храбрость при штурме Варны его наградили золотой саблей.
В 1829г. Казарский стал командиром 18-пушечного брига "Меркурий".
Бриг "Меркурий" был заложен в январе 1819 года в Севастопольском адмиралтействе (Южная бухта, между Минной и Телефонной стенками). Спущен на воду 7(19) мая 1820 года.
Строил этот корабль Осминин Иван Яковлевич - полковник корпуса корабельных инженеров.
Бриг предназначался для дозора и разведки, крейсерской и посыльной службы. Для возможности передвижения при полном штиле бриг имел 14 больших весел. Гребли этими веслами стоя. Экипаж корабля — 115 человек.
Артиллерийское вооружение брига состояло из восемнадцати 24-фунтовых карронад и двух длинноствольных 8-фунтовых пушек, имевших, по сравнению с карронадами, большую дальность стрельбы.
Шла русско-турецкая война.
В мае 1829 года три русских корабля: 44-пушечный фрегат "Штандарт" (командир капитан-лейтенант П.Я. Сахновский), 20-пушечный бриг "Орфей" (командир капитан-лейтенант Е.И. Колтовский), и 20-пушечный бриг "Меркурий" (командир капитан-лейтенант А.И. Казарский) крейсеровали у выхода из пролива Босфор. Командовал отрядом кораблей капитан-лейтенант Сахновский.
На рассвете 14 мая 1829 года от Босфора отошел турецкий флот в составе 6 линейных кораблей, 2 фрегатов, 2 корветов, 1 брига, 3 тендеров. Неприятельская эскадра, заметив русские корабли, пустилась за ними в погоню.
На "Штандарте" был поднят сигнал: "Избрать каждому курс, каким судно имеет преимущественный ход", после чего более быстроходные "Штандарт" и "Орфей" быстро вырвались вперед, а тихоходный "Меркурий" стал отставать.
К 14 часам дня корабли неприятеля - 110-пушечный линейный корабль "Селимие" и 74-пушечный линейный корабль "Реал-бей" уже начали настигать "Меркурий".
Видя невозможность уклониться от неравного боя, Казарский собрал совет из офицеров.
Шансы на спасение у "Меркурия" были ничтожны (184 пушки против 20), почти не оставляли надежды на благополучный исход боя, в неизбежности которого уже никто не сомневался.
Как пишет Казарский в своем рапорте командующему Черноморским флотом адмиралу А.С. Грейгу от 14 мая 1829 года №130 (Фонд Музея КЧФ, ГУ-678), первым попросили высказаться поручика корпуса штурманов Прокофьева, который предложил: "Взорвать бриг, когда он будет доведен до крайности". Далее Казанский продолжает: "Вследствие этого мнения, принятого всеми единогласно, было положено защищаться до последней возможности и если будет сбит рангоут, или откроется большая течь, тогда схватиться с ближайшим неприятельским кораблем, и тот офицер, который остается в живых, должен зажечь крюйт-камеру, для чего был положен на шпиль пистолет".
Казарский также обратился к нижним чинам и объяснил им, "чего ожидает от них Государь и чего требует честь императорского флага, нашел в команде те же чувства, как и в офицерах: все единогласно объявили, что будут до конца верны своему долгу и присяге".
Успокоенный таким общим единодушием, он приказывает: "Прекратить действие веслами, поставить людей к пушкам, сбросить в море ял, висевший за кормой, и открыть огонь из ретирадных портов".
Казарский прекрасно знал слабые и сильные стороны своего корабля, бриг был очень тяжел на ходу, спасти его могли только искусное маневрирование и меткость канониров.
В течение получаса "Меркурий", маневрируя, умело уклонялся от залпов неприятельских кораблей, но потом был поставлен между обоими кораблями, и с линейного корабля капудан-паши "Селимие" закричали по-русски: "Сдавайся! И убирай паруса".
Ответом на это с "Меркурия" были залп всей артиллерией и дружный ружейный огонь.
Оба турецких корабля, сдавшись к корме брига, открыли по нем непрерывную канонаду ядрами, книпелями и брандскугелями. На "Меркурии" возник пожар, который, к счастью, удалось потушить.
Метким огнем канониров брига был поврежден гротовый рангоут стопушечного турецкого корабля "Селимие" под флагом капудан-паши, что заставило его лечь в дрейф.
Другой корабль 74-пушечный "Реал-бей" под флагом младшего флагмана продолжал сражение, переменяя галсы под кормой брига, и бил его продольными выстрелами, которых никакими движениями невозможно было избежать.
"Меркурий" отстреливался, и счастливым выстрелом удалось перебить у неприятеля нок-фор-марс-рею, падение которой увлекло за собой лисели.
Эти повреждения лишили "Реал-бей" возможности продолжать сражение и в половине шестого он прекратил бой.
Как писал в своем рапорте Казарский: "Урон в команде брига состоялся из четырех убитых и шести раненых нижних чинов. Пробоин в корпусе оказалось 22, повреждений в рангоуте 16, в парусах 133 и в такелаже 148; сверх того разбиты гребные суда и повреждена карронада".
Сам Казарский во время боя получил контузию головы, но, несмотря на это, оставался на мостике и руководил боем.
В заключение он пишет, что "не находит слов для описания храбрости, самоотверженности и точности в исполнении своих обязанностей, какие были оказаны всеми вообще офицерами и нижними чинами в продолжение этого трехчасового сражения, не представлявшего никакой совершенно надежды на спасение, и что только такому достойному удивления духу экипажа и милости Божией должно приписать спасение судна и флага Его Императорского Величества".
14 мая 1829 года А.И. Казарский и экипаж брига навечно вписали свои имена в историю Российского флота.
Они шли на явную гибель, но не склонили головы перед неприятелем, как это сделал незадолго до этого боя бывший командир брига "Меркурий" (1826—1828 гг.) капитан 2 ранга Семен Михайлович Стройников.
Командуя 36 пушечным фрегатом "Рафаил", он буквально за два дня перед героическим сражением "Меркурия", оказавшись в тумане в гуще турецкой эскадры, спустил флаг корабля и сдался туркам.
Впервые с момента утверждения Морского Устава Петром I русский корабль спустил перед неприятелем флаг. Турки переименовали фрегат в ''Фазли-Аллах'' (данный Богом).
В момент сражения Стройников находился на борту линейного корабля "Реал-бей". Так сошлись судьбы двух командиров брига "Меркурий". Одна – бесславная, а другая - бессмертная.
Разгневанный император Николай I издает указ, в котором говорится: "Уповая на помощь Всевышнего, пребываю в надежде, что неустрашимый Флот Черноморский, горя желанием смыть бесславие фрегата "Рафаил", не оставит его в руках неприятеля. Но когда он будет возвращен во власть нашу, то, почитая фрегат сей впредь недостойным носить Флаг России и служить наряду с прочими судами нашего флота, повелеваю вам предать оный огню".
Воля императора была выполнена.
После разгрома турецкой эскадры в Синопском сражении, когда адмирал П.С. Нахимов сжег османскую эскадру в бухте Синопа, свой доклад императору он начал словами: "Воля Вашего Императорского Величества исполнена - фрегат "Рафаил" не существует".
После Синопского сражения флагманский корабль эскадры Нахимова "Императрица Мария" залпами ста пушек разнес бывший фрегат "Рафаил" в щепки.
Мужество командира и экипажа брига "Меркурий" оценил даже неприятель.
В письме из Биюлимана 27 мая 1829 года, написанном штурманом "Реал-бея", сказано:
"Если на свете и существуют герои, чье имя достойно быть начертано золотыми буквами на Храме Славы — то это он, и называется он капитан Казарский, а бриг — "Меркурием". С 20 пушками, не более, он дрался против 220 ввиду неприятельского флота, бывшего у него на ветре".
Экипаж "Меркурия" был щедро награжден.
"В воздаяние блистательного подвига брига "Меркурий", вышедшаго победителем из беспримернаго боя 14 мая им выдержанного противу двух турецких кораблей, Государь Император всемилостивейше пожаловать соизволил: командира капитан-лейтенанта Казарского в капитаны 2 ранга, с назначением флигель-адъютантом к Его Императорскому Величеству, и сверх того кавалером ордена св. Георгия 4 класса; лейтенантов Скорятина и Новосильского, мичмана Притупова и поручика корпуса флотских штурманов Прокофьева следующими чинами, и первых орденами св. Владимира 4 степени, а Прокофьева, как предложившаго мужественный совет взорвать бриг, орденом св. Георгия 4 класса. Всем нижним чинам знаки отличия военного ордена. Всем вообще, как офицерам, так и нижним чинам, в пожизненный пенсион двойной оклад жалованья по окладу, какой они получали до Настоящего времени. Вместе с тем Его Императорское Величество соизволил отличить и самый бриг, пожалованием на оный Георгиевскаго флага. А дабы увековечить в роде сих офицеров память примерной их храбрости и мужественной решимости на очевидную гибель, Государь Император соизволил повелеть, чтобы пистолет, как оружие избранное ими для взорвания на воздух при невозможности продолжать оборону, был внесен в гербы их". ("Морской сборник" № 6-1850 г., с. 493-494).
Бриг "Меркурий" был награжден кормовым Георгиевским флагом и вымпелом (второе награждение после линейного корабля "Азов" ).
Кроме награждений указ императора Николая 1 повелевал "...Мы желаем, дабы память безпримернаго дела сего сохранилась до позднейших времен, вследствие сего повелеваем вам распорядиться: когда бриг сей приходит в неспособность продолжать более служение на море, построить по одному с ним чертежу и совершенным с ним сходством во всем другое такое же судно, приписав к тому же экипажу, наименовать его "Меркурий", на который перенести и пожалованный флаг с вымпелом; когда же и сие судно станет приходить в ветхость, заменить его другим новым, по тому же чертежу построенным, продолжая сие таким образом до времен позднейших. Мы желаем, дабы память знаменитых заслуг команды брига "Меркурий" и его никогда во флоте не исчезала а, переходя из рода в род на вечныя времена, служила примером потомству".
Вот откуда слова на постаменте памятника бригу "Меркурий" и его командиру, исполненного Брюлловым: "ПОТОМСТВУ В ПРИМЕР".
Бриг "Меркурий" прослужил на Черном море до 9 ноября 1857 года, затем был разобран по "совершенной ветхости".
Но имя брига было сохранено в русском флоте с передачей вновь названному кораблю кормового Георгиевского флага. Три корабля Черноморского флота поочередно носили название "Память Меркурия": в 1865 году — корвет, а в 1883 и 1907 годах — крейсера. Ходил под Андреевским флагом балтийский бриг "Казарский".
К великому сожалению, сейчас отсутствует в Российском Черноморском флоте военный корабль с таким названием.
В 1834 году на Матросском бульваре по инициативе адмирала М.П. Лазарева на средства, собранные моряками, был заложен памятник бригу "Меркурий". Его открыли в 1839 году. Автор проекта - академик архитектуры А.П. Брюллов.
Высокий постамент, на котором выбита надпись: "Казарскому. Потомству в пример", венчает бронзовая триера.
Памятник А.И. Казарскому и подвигу брига "Меркурий" стал первым памятником, воздвигнутым в Севастополе.
Оправившись от контузии, капитан 2 ранга Казарский был назначен командиром 44-пушечного фрегата "Поспешный", а в начале 1830 года - командиром линейного корабля "Тенедос".
В 1831 году за отличие по службе капитан 2 ранга Казарский был произведен в капитаны 1 ранга и поступил в полное распоряжение Николая I, став офицером свиты императора.
В конце 1832 года Черноморская эскадра под командованием вице-адмирала М.П. Лазарева готовилась к походу в Босфор. Россия намеревалась выступить на стороне Турции в ее конфликте с египетским пашой. Казарскому были поручены снаряжение и погрузка большой группы войск на десантные суда, с чем он успешно справился.
В 1833 году Казарский инспектировал тыловые конторы флота и интендантские склады в Одессе. Из Одессы он переехал в Николаев для проверки интендантов.
Но 16 июля 1833 года, через несколько дней после приезда в город, капитан 1-го ранга флигель-адъютант императора Казарский внезапно умер.
Расследование загадочных обстоятельств смерти безуспешно велось несколько лет. Есть основания полагать, что командир "Меркурия" стал жертвой преступного заговора проворовавшихся чиновников и был отравлен.
Тайна его смерти не раскрыта до сих пор.
Похоронили Александра Ивановича Казарского в Николаеве, на городском кладбище у церкви Всех Святых.
Проект памятника на могиле А.Н. Казарского разработан архитектором А.А. Авдеевым. Сооружался силами и средствами Черноморского флота.
Он сделан из черного полированного гранита в виде вертикальной плиты высотой около 3 метров. На лицевой стороне, обращенной к церкви, вверху на круглом медальоне, окруженном лавровым венком, выгравирована надпись: "14 мая 1829 г." Внизу на пьедестале под стеклом - рельефное изображение брига "Меркурий", идущего под всеми парусами. Посредине - лаконичная надпись бронзовыми буквами: "Казарский". На противоположной стороне памятника вверху - рельефный бронзовый медальон с портретом Казарского, окруженный лавровым венком. Внизу — бронзовый герб Казарского в виде брига и пистолета, который служит эмблемой знаменитого совета на борту "Меркурия", когда было принято решение взорвать бриг вместе с турецкими кораблями.
Атрибуты эти пожалованы в герб Казарскому Указом Николая I.
Совсем рядом с А.Н. Казарским захоронен бывший штурман "Меркурия" И.П. Прокофьев, но старый скромный надгробный памятник ему исчез, а вместо него поставлен помпезный мраморный памятник с ангелом, который взят с чужой могилы. (На фото слева - памятник на могиле И.П. Прокофьева)
На Николаевском кладбище захоронены и некоторые другие члены экипажа брига, завещавшие быть преданными земле рядом с их командиром. Однако сейчас следы этих захоронений утеряны, остался только памятник, установленный уже в наше время на могиле Федора Спиридонова, который во время сражения на "Меркурии" был на нем штурманским учеником I класса. (См. фото справа).
Кроме этих памятных русским морякам захоронений, на Николаевском некрополе покоятся: адмирал Н.А. Аркас (Главный командир Черноморского флота и портов в 1871-1881 годах, военный губернатор Николаева), адмирал М.П. Манганари и многие другие, в том числе первый командир линкора "Новороссийск" капитан 1 ранга Ю.К. Зиновьев. Здесь также захоронены герои Первой Севастопольской обороны, умершие от ран в Николаевских госпиталях.
Но в этом историческом некрополе раздор и запустение и явно не видно, как говорил великий поэт, "любви к отеческим гробам".
А ведь там покоятся национальные герои России и знаменитые предки. Уважение к их праху должно быть для нас священным.
Но, увы, стирается память поколений.
Мы, потомки, должны помнить, чтить память и могилы наших славных предков.
Автор обращается к командованию Российского Черноморского флота с просьбой найти возможность совместно с командованием флота Украины привести эти захоронения в порядок.
Мы должны быть благодарными потомками.
Автор: капитан 1 ранга в отставке Александр Дмитриевич Санин
Форумский чувак Сообщений: 484 Откуда: Ukraine Зарегистрирован: 07 Октября 2009, 09:25:29 Пол:
Мужской Статус: offline
Опубликовано 24 Сентября 2013, 12:15:37
Большое значение при достижении поставленной цели имеют инициатива и находчивость человека. Инициативный и находчивый человек поставленную задачу решит в самых трудных условиях, легче добьется успеха.
Два торпедных катера под командованием ныне дважды Героя Советского Союза Александра Шебалина, имея на борту группу разведчиков, вышли в море. Там они встретили конвой противника, состоявший из трех транспортов и пятнадцати кораблей охранения. Шабалин принял смелое решение атаковать транспорты.
Гитлеровские корабли охранения были хорошо вооружены, поэтому прорваться через их строй казалось делом почти невозможным. Трижды катера выходили в атаку, и каждый раз безуспешно.
Дистанция боя порой доходила до пятидесяти метров, а иногда и меньше. Командир разведгруппы, наблюдая за ходом боя, предложил вызвать на верхнюю палубу разведчиков и огнем их оружия уничтожить артиллерийские расчеты фашистских кораблей. Предложение было принято. В ходе четвертой атаки артиллерийские расчеты на двух ближайших вражеских катерах-охотниках были уничтожены, и корабли вышли из боя. Образовалась брешь, через которую прорвались наши торпедные катера и потопили два транспорта. Так разумная инициатива помогла катерникам выполнить боевую задачу.
А вот другой пример. Рота атаковала высоту, на которой укрепились гитлеровцы. Как только пехотинцы поднялись в атаку, враг встретил их сильным пулеметным огнем. Командир взвода лейтенант Веселов получил тяжелое ранение, а вскоре пришла тревожная весть о смерти командира роты. Старшим по званию в подразделении оставался сержант Погодин. Он понимал, что только от продвижения вперед зависит успех.
Возглавив группу из четырех человек, сержант Погодин, используя небольшую лощину, пополз в обход высоты. Примерно через полчаса воины услышали сначала шум мотора, а затем увидели, как на вражеские укрепления ринулся танк с крестами на броне, расстреливая из пушки огневые точки.
Оказалось, что группа воинов, возглавляемая сержантом Погодиным, зайдя в тыл врага, случайно наткнулась на фашистский танк, который стоял в кустах с открытыми люками. Экипаж суетился около машины, заправляя ее горючим. Бойцы бросились на гитлеровцев и автоматным огнем уничтожили их. Погодин сел с бойцами в фашистскую машину и устремился в атаку на врага. Рота, поддержанная танковым огнем, быстро овладела высотой.
Отрывок из брошюры Леонова В.Н. «Готовься к подвигу сегодня»
Воениздат. Москва – 1973.
Местный Сообщений: 7 Откуда: Ukraine Зарегистрирован: 17 Ноября 2012, 16:19:12 Пол:
Мужской Статус: offline
Опубликовано 30 Сентября 2013, 13:04:37
Иван Иванович Даценко - Герой Советского Союза, лётчик, гвардии капитан, вождь ирокезского племени мoгавков Пронзающий Огонь (Chief Poking Fire)
О существовании весьма уважаемого в Канаде индейского вождя по имени Пронзающий Огонь (Poking Fire), который был по происхождению украинцем, впервые в Советском Союзе узнали в 1967 году.
В 1967 году в Канаде проводилась выставка "Экспо-67". Свои достижения демонстрировали и делегаты из Советского Союза. В числе прибывших был известный артист Махмуд Эсамбаев, замечательный исполнитель танцев народов мира. На одном из концертов он исполнил один из своих лучших номеров - танец Огня и покорил сердца зрителей. В том числе, и премьер-министра Канады Лестера Пирсона, который предложил сделать артисту подарок, какой он пожелает.На что Махмуд Эсамбаев ответил, что он прежде всего исполнитель танцев народов мира и поэтому очень хотел бы побывать в резервации и увидеть традиционные танцы настоящих индейцев.
Такая встреча была устроена. О ней можно узнать точно со слов самого артиста, так как сохранилась стенограмма Всесоюзного совещания работников культуры, состоявшаяся 29 марта 1991 года в Житомире, на котором Махмуд Эсамбаев рассказывал об этом событии. Вот отрывок из нее: "В этот день был выходной. Приехали мы. Одновременно танцевали 800-900 человек: мужчины, женщины, дети. Красиво до невозможности! Я спрашиваю:" А где вождь?" И тут увидел, что навстречу идет высокий, крепкого телосложения мужчина. Весь разукрашен, на голове - праздничный убор из перьев. Он был моего роста, может быть, даже выше. Рядом с вождём стояла его прекрасная жена-индианка.
И тут он поклонился и говорит: "Здоровеньки булы! Здравствуйте. Счастлив, что Вас приветствую. Будь ласка, прошу до моей хижины". - "Вы что , по-украински говорите? - спрашиваю. " А шо? Я украинец." Говорю ему: " Как, Вы, вождь индейского племени?" Он говорит: "Батька наш помер 12 рокив тому назад. Жинка моя - дочка его." Я пошёл к нему. У него 4 сына. Жена - настоящая индианка, дочь вождя. Она говорит по-украински и дети. Спрашиваю: " Вы откуда?" Говорит :" Из-пид Полтавы". Звали его Иван Даценко. Но в племени его называют Penetrating Fire! По-русски - "Пронзающий Огонь"..."
К удивлению членов советской делегации вождь отказался принять их сувениры, односложно ответив по-русски "нет" и "нет". Такая осторожность была вполне оправданной, если учесть историю жизни Ивана Даценко. С одной стороны, ему нужно было опасаться вездесущих агентов КГБ, а с другой - эмигрировавших в Канаду украинских националистов - бандеровцев, активно сотрудничавших с ФБР.
Прощаясь, вождь Пронзающий Огонь признался Махмуду Эсамбаеву, что тоскует по Полтавщине, куда уже никогда не сможет вернуться и просил его прислать ему открытки с видами " ридной Украйины".Но о том, что он ещё и Герой Советского Союза вождь Пронзающй Огонь не сказал танцору. Об этом Махмуд Эсамбаев узнал от профессора Монреальского университета.
Вернувшись на родину, Махмуд Эсамбаев не спешил поделиться удивительными сведениями о судьбе отважного лётчика. Этим рассказом он мог подвергнуть опасности как себя - стать невыездным за связь с бежавшим из советских лагерей лётчиком, так и его родных, о которых Иван Даценко ему сообщил.
Но всё-таки спустя более 10 лет в начале 80-ых Махмуд Эсамбаев дал небольшое интервью журналу "Советский экран", где рассказал, что , находясь в Канаде в 1967 г. в составе советской делегации, встречался с вождем племени ирокезов, который родом с Украины, но его фамилии он тогда не назвал.
Через несколько лет корреспондент газеты "Труд" встретился с Махмудом Эсамбаевым более подробно расспросил о встрече с вождем ирокезов в Канаде. На этот раз актёр назвал и имя, и фамилию и даже назвал село, откуда Иван Даценко был родом. Опубликованный очерк стал широко известен - так родные Ивана Ивановича узнали о том, как сложилась его судьба.
Однако, помимо М.Эсамбаева, с вождем племени могавков - славянином встречались и другие. Так, ещё в 1953 году эмигрант Владимир Раенко, проживавший в канадской провинции Онтарио в городе Гамильтоне, во время охоты в этой провинции заблудился в лесу. Он вышел на берег реки и встретил там двух индейских мальчишек. К его изумлению дети говорили по-украински. Они привели его в лагерь индейцев, где он познакомился с их отцом - Иваном Даценко, уроженцем Полтавщины. Раенко и Даценко долго говорили о своей родине. Владимир Раенко узнал, что Иван Даценко был женат на дочери вождя, у них тогда было двое сыновей и отдельный вигвам. Вождём Иван Даценко тогда ещё не был. Об этом Владимир Раенко написал племяннице лётчика героя - Ольге Васильевне Рубан, которая занимается активным поиском сведений о своём дяде.
По просьбе российского дипломата Владимира Семёнова его известный канадский коллега Блэр Сиборн сумел узнать, что по свидетельству сестры одного из вождей могавков много лет назад в резервации Канауэйк в племя был принят "неиндеец", который получил имя Пронзающий Огонь и вскоре женился на индеанке, дочери вождя.
С вождём по имени Пронзающий Огонь встречался и советский посол в Канаде в 1963-1968 гг. Иван Фадеевич Шпедько. Об этой встречи он рассказал советнику советского посольства в Канаде в то время Владимиру Семёнову.
И.Ф.Шпедько был человеком разносторонних интересов и с увлечением изучал культуру других народов. Приехав на Всемирную выставку "Экспо-67", он воспользовался возможностью познакомиться с вождём индейцев. Ничего не подозревая о настоящем происхождении вождя, советский посол взял с собой в качестве подарка бутылку превосходной украинской горилки, так как И.Ф.Шпедько был украинцем.
"- ...И представьте себе, - рассказывал мне посол, ( пишет Вл. Семёнов - прим. автора) - когда я передал суровому вождю племени эту бутылку , что-то переменилось в нём, он показал мне знаком следовать в свой вигвам, а там заговорил со мной на чистой украинской мове. Я был изумлён: надо же хохлу затесаться в племя индейцев, да ещё стать вождём!"
Однако, по словам Вл. Семёнова, Иван Даценко , несмотря на дружескую беседу, не стал рассказывать советскому послу о себе и даже не назвал своего имени. Посол, пишет Вл. Семёнов, понимая ситуацию, и не настаивал.
Когда об интервью танцора Махмуда Эсамбаева корреспонденту газеты "Труд" узнали родные Ивана Даценко на Полтавщине, они сразу стали пытаться узнать больше о судьбе своего родственника, героя войны. И для этого была причина - его родные надеялись, что их брат не погиб в 1944 году. Ведь его старшей сестре - Дарье Ивановне не приходила похоронка на брата. Ей вручили лишь выписку из приказа главного управления кадров, где говорилось, что гвардии капитан Даценко И.И. не вернулся с боевого задания. Поэтому у неё всегда была надежда, что он жив.
Нашлись очевидцы, которые утверждали, что на месте падения самолёта на дереве висел парашют. Это означало, что лётчик И.И.Даценко мог успеть им воспользоваться . И его товарищи писали ей, что он, по всей вероятности, попал в плен.
Так, лучший фронтовой друг Героя Советского Союза И.И. Даценко Николай Жуган писал его сестре Дарье Ивановне ( письмо хранит ее дочь):
"Ви питаєте, як загинув Iван. Можливо, вiн ще живе, тiльки в нiмецькому полонi. Це було в квiтнi мiсяцi (апреле) в районi Львова, в ночi його збила зенiтка, лiтак його загорiвся. Я теж лiтав тодi, i все це бачив ( видел), но допомогти не можна було нiчим..."
Биография
Герой Советского Союза, заместитель командира авиационной эскадрильи 10-го гвардейского авиационного полка 3-й Гвардейской авиационной Днепропетровской дивизии Дальнего Действия, гвардии капитан Иван Иванович Даценко.
Иван Иванович Даценко ( на самом деле его фамилия Доценко, но при поступлении в Чкаловское лётное училище в Оренбурге, Ивана Ивановича там почему-то записали как Даценко) родился 29 ноября 1918 года в селе Чернечий Яр, недалеко от Полтавы. У него была сестра Дарья и брат Василий. Дети рано потеряли мать, отец часто болел. Ребята росли самостоятельными, трудолюбивыми, они хорошо учились. В 1937 году Иван Даценко окончил Писаревщинский зооветеринарный техникум, и в том же году был призван в армию. Оба брата закончили знаменитое Чкаловское лётное училище в Оренбурге. С начала войны они участвовали в боях. Брат Василий Доценко был лётчиком-истребителем и погиб в бою в 1943 году.
Иван Даценко во время войны совершал бомбардировки военно-промышленных объектов в глубоком тылу гитлеровской Германии. Он выполнял особые спецзадания и был уникальным лётчиком благодаря своим личным качествам.
Товарищи характеризовали его как очень отважного, волевого и сильного человека. Они особенно отмечали, что в боях он был решительным, по их словам, даже чересчур решительным. При этом Иван Иванович умел молниеносно принимать правильные решения и отличался железной выдержкой в самых критических ситуациях. Он всегда проявлял ответственность и был по-настоящему благороден - с поля боя уходил последним.
22 июня 1942 года командир звена Иван Даценко получил приказ уничтожить вражеский аэродром в районе города Орла. Преодолевая массированный огонь врага, лётчики совершили несколько заходов и уничтожили аэродром противника. В конце этой военной операции в бомбардировщик Даценко попал снаряд, самолёт загорелся. Однако Иван Даценко твёрдо вёл самолёт к линии фронта, делая всё, чтобы спасти экипаж. Только убедившись, что все члены экипажа успели выпрыгнуть с парашютом, Даценко наконец оставил горящий самолёт и спрыгнул сам.
26 июня 1942 года Иван Иванович получил серьёзное ранение в ногу. Но вскоре он снова встал в строй.
К августу 1943 года на счету Ивана Ивановича Даценко было 213 боевых вылета - внушительная цифра.
В сентябре 1943 года Ивану Ивановичу Дацекно было присвоено звание Героя Советского Союза и вручены награды.
В апреле 1944 года экипаж под его командованием получил задание бомбардировать железнодорожную станцию Львов 2, где сосредоточились значительные силы противника. Бой был очень тяжелым, самолёт был сбит сплошным огнём зенитных установок противника. Штурман Г.И. Безобразов погиб, командиру звена И.И. Даценко удалось выпрыгнуть из объятого пламенем самолёта. Оказавшись на вражеской территории, лётчик попадает в плен.
Как уже отмечалось выше боевые товарищи Ивана Даценко намекали его сестре Дарье Ивановне, что Иван Даценко не погиб в том бою [3]. Это вселяло в родных Ивана Ивановича надежду, что их родственник жив. Народный артист М.Эсамбаев лично никогда не встречался с родными лётчика героя. Но, прочитав его интервью, Дарья Ивановна без всякой экспертизы узнала в вожде Пронзающй Огонь своего брата.
Вождю Пронзающий Огонь в 1967 году было около 50 лет - по канадским документам он был тоже 1918 года рождения. Но, по свидетельству М.Эсамбаева, выглядел очень моложаво. Вождь был в хорошей физической форме и несильно изменился. Поэтому, увидев фотографии вождя, в котором родственники узнали Ивана Даценко , они предприняли попытку разыскать его.
Ольга Васильевна Рубан рассказывала, что ее мать, сестра легендарного лётчика, еще раньше встречалась с однополчанами Ивана Ивановича, которые поведали ей о его дальнейшей судьбе после злополучного боя под Львовом в апреле 1944 года. По их словам, Иван Иванович попал тогда в плен. Когда он выпрыгнул в последний момент с парашютом , его раненого взяли в плен немцы и поместили в госпиталь во Львове. К нему приставили двух охранников.
Ольга Васильевна упоминала, что ее матери рассказали, что вместе с ее братом якобы поместили другого пленного раненого лётчика из союзнических военно-воздушных сил США - по происхождению он был ирокезом. Он рассказал Ивану Ивановичу о своем племени и, когда наш лётчик предложил ему бежать вместе с ним отказался и просил передать ,если будет возможно, весточку его родным. Лежал ли в львовском госпитале вместе с Иваном Даценко пленный лётчик ирокез - документально установить невозможно.
Сумев усыпить бдительность двух охранников, Иван Даценко бежал. Простодушный лётчик направился в свою часть и с нетерпенем ждал встречи с однополчанами. Но их радость длилась недолго. На следующий день отважный лётчик был арестован сотрудниками СМЕРШа ( контрразведывательная организация в Советском Союзе во время Второй мировой войны). По сталинскому указу каждый, кто побывал в немецком плену, считался предателем. Ивана Ивановича заподозрили в том, что он был завербован немцами и спецально вернулся в часть. После скорого военного трибунала его отправили по этапу в Сибирь. Только прежние боевые заслуги спасли его тогда от расстрела.
Однако Иван Иванович - человек сильный и решительный - не мог смириться с такой несправедливостью. Он совершает побег.
Побег из Сибири в Канаду кажется настолько невероятным , что у многих даже вызывало сомнение, возможно ли такое. Так, дипломат В.Семёнов, который, правда, не знал Ивана Ивановича лично,выдвинул версию, что лётчик мог бежать из немецкого плена дальше в западную Европу, а оттуда без документов каким-то образом добраться до Канады.Но те, кто знал близко Ивана Ивановича Даценко, его бесстрашие и незаурядные способности, которые он всегда проявлял в критических ситуациях, не сомневались в этом. И, действительно, исследователям удалось довольно убедительно восстановить маршрут и обстоятельства побега отважного лётчика.
"По версии историков, именно навыки службы в дальней авиации помогли Даценко покинуть страну - вероятнее всего он воспользовался воздушным путём между США и СССР - по нему американцы перегоняли свои самолёты, купленные по ленд-лизу"".
Подробнее об этом можно прочитать здесь Главный ирокез Советского Союза. Герой СССР стал предводителем индейского племени/
В пользу версии о том, что Иван Даценко был арестован СМЕРШем говорит тот факт, что попытки односельчан увековечит память лётчика героя пресекались властями. Когда исследователи стали наводить справки искать личные дела Даценко, то им удалось найти лишь грамоты и документы в учебных заведениях, где учился Даценко. Однако из воинской части его главное личное дело было изъято НКВД.
"Как выяснилось позже, личное дело Даценко из архива лётного полка, где он служил, было изъято органами безопасности, а в документах ( официальных - прим. автора), фиксирующих всех, кому присвоено звание Героя Советского Союза, его фамилия вычеркнута", - пишут авторы статьи "Пронзающий Огонь" А.Алейников и В.Млынник, кандидат исторических наук.
Когда исследователь Михаил Секрет собирал сведения для уникальной книги о Героях Советского Союза в Оренбургском военном училище ему посоветовали ничего не писать об Иване Ивановиче Даценко.
Герой Советского Союза - вождь Пронзающий Огонь
О том, как сложилась судьба Ивана Ивановича в Канаде известно не очень много. Благодаря изысканиям канадского дипломата Блэра Сиборна выяснилось, что после войны в провинции Онтарио в резервации Канауэйк был принят в ирокезское племя могавков "неиндеец".
" В кругу индейцев это племя за стойкость называют кремниевым народом."
Дипломат Вл. Семёнов, который был советником посольства СССР в Канаде, так характеризует этот народ:
"Надо сказать, что могавки отличались от остальных племён своим сравнительно оседлым образом жизни. Они жили большими племенами, строили для проживания основательные срубные дома, причём необычной длины (30-40 метров), и редко пользовались временными сооружениями типа вигвама. Их дома чем-то походили на традиционные крестьянские избы северной России и Сибири. Сейчас в Канаде могавков насчитывается не менее 10 тысяч человек ( в 60-ые гг.). В наше время они проживают в пределах ограниченной резервации Канауэйк, располагающейся на канадской стороне реки Св. Лаврентия и частично на американской стороне. Существуют американский и канадский советы вождей". ( С 1990-ых гг. в Канаде больше не существует резерваций индейцев. - прим. автора)
Самое удивительное в этой истории то,что военному лётчику, герою войны, славянину, на чужбине пришлась по душе жизнь среди индейцев с их далёким от цивилизации укладом жизни. Он выучил язык соплеменников, охотился, рыбачил, вёл хозяйство. Предполагают, что именно в резервации он получил документы на имя Джона Макнобера.То, что он женился на дочери вождя ( конечно, это могло произойти только с одобрения старого вождя, потому что таким образом Иван Иванович становился претендентом на роль предводителя племени после смерти тестя; к тому же у последнего не было сыновей), говорит о том, что лётчик заслужил большое уважение индейцев.
"А индейцы - это народ, у которого не принято влезать в душу постороннего человека, они не интересуются анкетой, они оценивают человека по его конкретным качествам - уму, честности, смекалке, трудолюбию. А таким и был Иван Доценко - в то время совсем еще молодой человек 27-ми лет от роду. Высокий, стройный, красивый," - пишет Вл. Семёнов.
И действительно сослуживцы отмечали, что Иван Даценко был очень видным: черноволосый, статный, богатырского телосложения. Когда М.Эсамбаев увидел вождя, которому было почти 50 лет, то восхитился им и даже попросил переводчика, ещё не зная, что вождь говорит по-русски, передать ему своё восхищение. "Прекрасная индеанка" - как назвал М.Эсамбаев супругу вождя - отличалась тонкой красотой и хрупкой изящностью. Это была очень красивая пара. У них было 4 сыновей.
Очевидно, что индейцы знали историю лётчика героя. Поэтому он и получил такое имя - Пронзающий Огонь.
"Индейцы дали ему имя Пронзающий Огонь. Так, пламя, объявшее флюзеляж самолёта в далёком 1944 году, стало частью его нового имени. Ему по душе пришлась спокойная жизнь вдали от цивилизации. По родине, конечно, тоскует,но...
- Мне туда нельзя, - повторял Иван, - сам не доеду, и родные могут пострадать."
Вождь Пронзающий Огонь
Многолетние поиски родных, наконец, увенчались успехом, когда в 2001 году племянница Ивана Ивановича Ольга Васильевна обратилась на телепередачу "Жди меня". И.Кваша и М.Шукшина начали поиски фактов и свидетельств этой удивительной истории. В результате поисковой работы было найдено более 20 человек, которые знали по службе Иван Даценко и тех, кто его видел в Канаде.
Телеведущие собрали много фотографий, писем, нашлись даже любительские кинокадры, сделанные в 1967 году, на которых был запечатлён вождь Пронзающий Огонь.
Игорь Кваша обратился в Московский институт судебно-медицинской экспертизы, где известный российский эксперт-криминалист Сергей Никитин, сравнивая фотографии разных лет и кадры киноплёнки, пришёл к однозначному выводу: вождь Пронзающий Огонь и Иван Иванович Даценко - одно и то же лицо. Хотя родные лётчика никогда и не сомневались в этом.
Вот, что сказал корреспонденту "МК" двоюродный брат Ивана Ивановича - Василий Иванченко:
" Нет никаких сомнений, что индейский вождь - это наш Иван. Что ль я брата бы не узнал? - удивляется моему вопросу о правдоподобности этой истории Василий Иванович. - Закройте на фотографии перья; и вот он, как живой. Иван был не тот человек, который мог бы просто так погибнуть и не спрыгнуть с парашютом. Мы никогда не сомневались, что он жив, даже без Махмуда Эсамбаева. Кроме того, Эсамбаев понятия не имел о пропавшем без вести нашем земляке Иване Даценко, поэтому случайно в его воспоминаниях это имя не могло появиться. Совпадений слишком много, чтобы усомниться в правдивости его слов".
В начале 2000-х гг. представители Украинского Красного креста сообщили племяннице Ивана Даценко в ответ на ее обращение, что ее дядя Джон Макнобер умер за 2 года до того.
Благодаря энергии и энтузиазму народного артиста РСФСР Игоря Кваши в этой истории теперь можно поставить точку после получения заключения судебно-медицинской экспертизы.
Неожиданное открытие удивительной судьбы лётчика героя, достойнейшего человека, славянина, который был признан индейцами ирокезами и пользовался у них почётом и уважением, - без сомнения, в наши дни очень важное событие. Оно ещё ждёт своего осмысления и глубокой оценки.
Об Иване Даценко уже пишут книги. Книга А.Щербакова заняла в 2010 г. второе место на конкурсе лучшей книги Полтавщины. В 2012 году фильм режиссёра М.Ильенко "Тот, кто прошёл сквозь огонь" получил Гран-При III-го Киевского Международного кинофестиваля.
Безусловно, образ этого мощного, выдающегося человека достоин того, чтобы о нём знали последующие поколения.
" В момент, когда он (индеец племени скуамиш) услышал слово "русский", его глаза загорелись, он перебил меня и спросил, знаю ли я что-нибудь о таком великом индейском вожде по имени Пронзающий Огонь (Chief Poking Fire)?..."
Форумский чувак Сообщений: 484 Откуда: Ukraine Зарегистрирован: 07 Октября 2009, 09:25:29 Пол:
Мужской Статус: offline
Опубликовано 18 Ноября 2013, 14:43:06
БАМУТ. БОЙ НА ЛЫСОЙ ГОРЕ
18 апреля 1995 года военнослужащие отряда спецназа «Росич» совершили групповой подвиг. Своими действиями они отвлекли на себя тысячную группировку боевиков, тем самым спасли от уничтожения бригаду оперативного назначения, проводившую спецоперацию в Бамуте. Пятеро спецназовцев — беспрецедентный на тот период случай — посмертно были удостоены звания Героя России. Бой в чеченском Бамуте изучают в военных академиях, его эпизоды описаны в газетах, журналах и книгах.
Спустя более чем 15 лет обстоятельства спецоперации в Бамуте вдруг начали обрастать странными домыслами. Появились недобросовестные люди, которые, посчитав, что за давностью лет многое забылось, пытаются спекулировать на памяти павших бойцов.
Мы представляем материал, в котором максимально подробно и с документальной точностью изложены все обстоятельства произошедшего. Здесь нет ни слова вымысла — все записано со слов непосредственных участников боя на высоте 444,4 — Лысой горе. Те, кто в той кровавой круговерти остались живы, до сих пор в мелочах помнят тот день. Потому что врезалось в память навсегда, потому что сердце все так же болит за погибших под Бамутом товарищей.
В апреле 1995 года группировке внутренних войск предстояло штурмовать Бамут. Дудаев отводил ему особо важное место. В окрестностях этого горного села имелись шахты и коммуникации бывшей ракетной части стратегического назначения, где засело от двухсот до четырехсот боевиков. Подземные укрытия таковы, что их даже «Градом» не возьмешь.
Основные силы бамутской группировки были сосредоточены в лесном массиве в районе высоты с отметкой 444,4. В Бамут шли оружие и боеприпасы, в том числе и переносные зенитные ракетные комплексы. Вдоль реки Фортанги из Мужичей и Даттыха перевозили боеприпасы, продукты, обмундирование. Боеприпасы поступали также со стороны Али-Юрта. Из Бамута в Нестеровскую вела старая лесная дорога, причем опять через те же Аршты. Там уже Ингушетия, где боевиков практически не достать.
В ореховой роще в полутора километрах от Бамута была расположена хорошо укрепленная база дудаевцев. Подходы к ней заминированы. Бандиты брали в свои вылазки десять «зушек» (зенитные установки), установленных на УАЗы. Вот они-то и курсировали через Аршты до Нестеровской. На северной окраине Бамута на выезде к Аршты обосновалось еще человек двести со стрелковым оружием, гранатометами. Отмечалось также и наличие групп в лесном массиве между Бамутом и Давыденко…
В Бамуте и в его окрестностях была собрана самая значительная группировка противника. После боев в Грозном сюда отошел абхазский батальон Басаева, около двухсот человек. Так называемый «геленджикский полк», почти двести пятидесят человек, тоже повоевал в Грозном и в станице Петропавловской. Шалинская, гудермесская и аргунская группировки прислали сюда триста человек. Иностранных наемников насчитывалось сотни четыре, среди них были и азиаты, и арабы, и европейцы. По самым скромным подсчетам, в этом районе против федеральных войск собралось до трех тысяч штыков. У них имелось до двадцати единиц бронетехники, около двадцати артсистем и минометов и даже две реактивные установки «Град».
Специальная операция началась в 6.00 18 апреля 1995 года. В Бамут начала входить бригада оперативного назначения внутренних войск. На въезде в населенный пункт в его северной части было обнаружено минное поле, к ликвидации которого немедленно приступили саперы. Боевики оказывали упорное и яростное сопротивление огнем снайперов, минометов, ПТУР. Несколько БТРов, БМП и один танк подорвались на фугасах, усиленных зарядами тротила. Взрывы были такой силы, что гриб пламени и пыли поднимался вверх метров на 40–50. Взрыв породил пожар в селе, а ветер его усилил. Боевики заминировали противотанковыми и противопехотными минами все центральные улицы. При срабатывании мин разрушались дома, постройки, этим самым замедлялся темп наступления бригады оперативного назначения. Для обеспечения правого фланга бригады артиллерией был нанесен удар по ранее спланированным целям в лесном массиве, что позволило к 7.15 выйти на рубеж второго квартала. В 7.40 с высоты Лысая снайперы «духов» начали сильный обстрел боевых порядков бригады. Это место обработала артиллерия артдивизиона. В 9.25 боевики начали давить радиосети, установив радиопомехи. Однако через несколько минут все корреспонденты были переведены на запасную частоту. В 10.30 было отмечено выдвижение бандгрупп из поселка Аршты в направлении Бамута. Это выдвижение было блокировано установкой НЗО (неподвижные заградительные огни), а при повторной попытке — штурмовой авиацией СУ-25.
С виду казавшееся разрушенным и пустынным село, расположенное среди гор вдоль поймы реки Фортанги, оказалось мышеловкой. Уже долбили по бригаде не только снайперы, но и крупнокалиберные пулеметы ДШК, уже подорвался на фугасе танк из головной походной заставы, когда отряду спецназа поступила команда взять на оконечности горного лесного массива высоту Лысая, чтобы прикрыть втягивающиеся в Бамут подразделения. Эту горушку уже давно знали заочно, ее проплешина была видна издалека с многих окрестных дорог — по окоему торчат лишь редкие стволы деревьев, с которых «Градом» давно срезало не только листочки-веточки, но и крупные сучья. А дальше вверх — густейшая непроглядная зеленка, под которой, об этом все догадывались, муравьями ползают своими натоптанными тропками «духи». Только не муравейники у них там, а мощные укрытия, набитые самым разнообразным оружием и припасами.
Еще 14 апреля разведка софринской бригады нарвалась там на «духовскую» засаду, при отходе вынуждена была оставить на поле боя тела двух убитых товарищей. Их надо было во что бы то ни стало вынести. А дальше по обстановке: подняться на Лысую (втихаря или с боем – как получится), закрепиться на этой господствующей высоте, обеспечив поддержку основным силам, которые берут Бамут.
Отряд прошел по селу через боевые порядки бригады, свернул к реке, спешился. Тереха, Старичок и Ромка-пулеметчик, самые матерые прапорщик, сержант-контрактник и солдат, первыми шагнули в ледяные струи Фортанги. Когда по ним ударили две-три очереди из автомата, они обозлились чуток, входя помаленьку в осторожный, строгий, контролируемый холодным разумом азарт волкогонов. Это было на полпути к подошве Лысой горы. Боевики стреляли и редко, и не совсем метко, издалека, неприцельно, нестрашно.
Бесполезно дожидаясь авиаудара по зеленке и артподготовки, отряд потерял время и пошел на Лысую, считай, белым днем. Командир отряда сломал первоначальный план операции и направил группы для выхода на рубеж предстоящей обороны. Первая пошла фронтально по склону крутизной градусов под шестьдесят, кое-где на четвереньках, со всеми своими брониками, «граниками», «эрдэшками» (бронежилеты, гранатометы, рюкзаки десантника), десятками автоматных рожков у каждого. Еще две группы ушли влево и вправо, разведчики оставались резервом чуть сзади, с командиром, начальником связи, начмедом…
Тела двух убитых софринцев обнаружили быстро. Они были на небольшом плато, где «духи» обосновались давно и прочно: здесь за линией полнопрофильных окопов был даже огород, где боевики сеяли мак и зелень для подкормки. Одна наша группа заняла оборону здесь, вторая с десятком софринцев обеспечивала спуск двух погибших ребят. Старший лейтенант Михаил Немыткин должен был подняться еще выше…
Старший лейтенант Михаил Немыткин
(штрихи к портрету)
Его прозвище-позывной было Трамвай. Железный и не умеющий уступать дорогу. Только вперед, прямо по рельсам. А рельсовым маршрутом была служба. Нагорный Карабах он прошел еще солдатом группы спецназа калачевской бригады оперативного назначения внутренних войск. Потому осознанно сделал свой дальнейший жизненный выбор. Потому знал, что нужно солдату на войне и как его этому научить. Был романтиком спецназа, но не был дипломатом. Спецназовскую науку знал отменно, занятия проводил с упоением, до изнеможения.
Никогда не был парализован страхом. Рядом с этим офицером мальчишкам не было страшно.
Чеченский поход в 1994 году старший лейтенант Немыткин начинал в числе первых. Он был старшим на БТРе, который входил в Грозный еще до Нового года.
Звание Героя Российской Федерации присвоено 1 октября 1996 года (посмертно).
И в тот день, 18 апреля 95-го , у подошвы Лысой горы старший лейтенант Немыткин был немногословен. Поставил задачу прапорщику Олегу Терешкину взять с собой трех бойцов и подниматься выше дороги. С Терешкиным пошли Коваль, Панк и Ромка-пулеметчик. Еще одна тройка засела у дороги. Сержанту-контрактнику по прозвищу Старичок Немыткин приказал так же коротко и ясно: «Возьмешь двух, и — выше дороги».
Сам пошел еще выше.
Старичок посадил рядового Шульгова в надежное укрытие — под корнями вывороченного взрывом дерева, приказав держать под наблюдением оба фланга, в случае чего — немедленно поддержать огнем.
Старичок с Семой ушли вправо вверх по склону. Нашли неплохое место для засады — рядом рогатина торчит, гильзы разбросаны, видимо, боевики его давно облюбовали. Только сели — выстрелы наверху, заработал пулемет Ромки. Старичок поднимает голову и видит трех «чехов» — идут, крадучись, все с автоматами. Очередь короткая, но конкретная — двое падают. Третий или поднимает своих, или оружие их забрать хочет. На мушке — его задница в зеленых штанах. Мишень отличная. Расстояние — метров тридцать-тридцать пять. Ба-бах! Готов!
Немного неловко работать, поскольку противник наверху, а склон очень крутой. Но вот из-за дерева появилась адидасовская голубая куртка. Бах-бах-бах! — одиночными. Мишка Немыткин сверху кричит: «В голубого не стреляй, я его уже завалил, готовый!»
Командир отряда вышел по рации: «Что за стрельба? Отходите!»
Немыткин ему: так, мол, и так — столкнулись в упор, встряли уже.
Старичок видит своего пулеметчика. Тот сидит спокойненько, воду из фляжки пьет. А из зеленки еще бандиты выходят. Старичок хотел уже крикнуть: «Смотри, подходят!» Но боец тихонечко ствол повернул и ка-ак даст! Спецназовцы грамотно рассредоточились, «духи» не всех заметили, они просто не ожидали, что солдаты так быстро поднимутся в гору, что внаглую подойдут к самым окопам.
Все — бой завязался!
Уже отчетливо орали сверху из зеленки: «Аллах акбар!» Старичка прошиб холодный пот. Это был не испуг, но одновременное сжатие всех внутренних пружин, сжатие до предела, до звона в ушах, до замирания сердца. Это длилось… Семнадцать мгновений весны, не больше. Восемнадцатое мгновение прервалось радийным криком командира: «Всем отходить!»
По рации Немыткин отчаянно вызывал Панкова. Не отвечает. Без своего солдата Михаил отходить не мог, так и сообщил командиру: «Без бойца не уйду!». Дал команду Ковалю аккуратненько пробраться к позиции Панкова, посмотреть, цел ли он.
А как это, аккуратненько?
Исчез Коваль.
Немыткин отдает свою станцию Терешкину и ползет слева вверх по высотке. Там выстрелы.
Старичок приказывает своему напарнику-бойцу держать сектора обстрела, никого не подпускать. Сам пошел влево.
Командир снова в рацию требует отходить.
А как отойдешь, когда бой уже приняли, уже людей нет…
Тут подошла на помощь вторая группа с капитаном Виталием Цымановским во главе. Ползут на высотку слева. Лейтенанту Андрею Зозуле прострелили ногу. Он матюгается, ковыляет, отстреливаясь. В тыл не уходит. Знает, что где-то рядом его лучший друг Мишка Немыткин. Андрей знает, что Мишка не струсит, будет с нохчами биться до конца. Зозуля не знал, что Немыткин уже убит. И сам лейтенант начал слабеть от тяжкой раны и от невозможности сделать в бою все, на что способен. Крепился изо всех сил. Когда «духи» стали окружать, привстал и выпустил последнюю очередь. Его достала снайперская пуля — прямо в голову, наповал.
Лейтенант Андрей Зозуля
(штрихи к портрету)
Несмотря на лейтенантские годы, имел огромный боевой опыт. За полтора года службы в отряде лейтенант Андрей Зозуля принял участие в 73 специальных операциях. Уже в Чечне он успел отличиться не раз.
Вспомнить хотя бы тот бой 3 января 95-го под Ассиновской, в котором погиб их старший товарищ подполковник Сергей Петрушко. Именно два Андрея — лейтенант Зозуля и капитан Ходак — под обстрелом вытаскивали раненого разведчика. Увы, тот был уже мертв. Андрей Зозуля погибнет, так и не узнав, что и подполковник Петрушко станет посмертно Героем России…
16 января 95-го в районе Малого Бамута в засаду попало подразделение одной из оперативных частей. Вытаскивать пехоту из капкана пришлось опять-таки «росичам». Они вытащили из-под перекрестного огня девятерых солдат, сумели эвакуировать и подбитую технику. Бились тогда с «духами» долгие шесть часов. Уничтожили больше сотни бандитов. В трофеях нашего спецназа кроме оружия боевиков оказались и ценные документы.
Звание Героя Российской Федерации присвоено 20 июля 1996 года (посмертно).
Старичок его увидел — не узнал. Даже спросил у солдат, которые выносили лейтенанта: «Кто это?» — «Зозуля».
«Духи» стали лупить из гранатометов. Осколками здорово ранило Весю — в пах, в ногу, зубы покрошило. Капитан Цымановский его перевязал, отправил вниз. Сам с двумя или тремя бойцами пробрался к Старичку: «Где ребята?» — «А хрен его знает! Не высунешься, вишь, как лупят!»
Потом разглядели, что метрах в пятидесяти вверх по склону лежат убитые ребята: Кадырбулатов, Ковалев, еще кто-то… А как к ним подберешься, когда весь этот пятачок простреливается насквозь. Чуть выше справа, еще ближе к погибшим, метрах в двадцати, прижаты к земле другие парни. Глухо! Цымановский кричит Терешкину: «Олег, за мной, вперед!»
Прапорщик Олег Терешкин
(штрихи к портрету)
Олег родом с Урала. Серьезно увлекался лыжами, немного не хватило до мастерского звания. Зато физичекую подготовку получил, занимаясь спортом, отменную. Срочную служил в отряде спецназа «Витязь». Был одним из лучших по высотной подготовке.
Уволился в запас и устроился у себя на родине в пожарную часть. Но спустя некоторое время вернулся в спецназа — в отряд «Росич», там были рады, что пришел классный высотник, специалист по штурму зданий.
После гибели Терешкина в пожарной части, где Олег служил после срочной, сделали мемориал в его честь. В боевом расчете при выезде на пожар место Терешкина никто не занимает — будто в отпуске сегодня Олег, будто на днях выйдет…
Звание Героя Российской Федерации присвоено 20 июля 1996 года (посмертно).
Выйти из боя было уже практически невозможно.
Они поползли. Выстрелы. Крики. Олег, видно, раненный, стал откатываться влево. Виталий Цымановский остался на месте. Недалеко от убитых ребят…
Солдаты — Берц и Большой — были в том бою рядом, они не только видели последние мгновения жизни Олега Терешкина и Андрея Зозули, они пытались их спасти: «Зозулю оттянули немножко, потом прапорщика Терешкина вытащили. Бой продолжался, я не видел, как других убивало. Я видел, как Кубата убило — он как раз вырвался, когда полз, его очередь по спине чиркнула, прямо через броник, через все. Так: «Чух-чух-чух…» Разрывы такие. У меня в голове… Я уже ничего не соображал.
Вытянул Терешкина метров на двадцать. Подбежал начмед, весь уже замученный. Мы Терешкину броник срезали, смотрим — у него сквозное ранение прямо в живот. Давай его перевязывать. Не получается в этом кипеже, в спешке. Кое-как накладку сделали и побежали вниз. Наполовину спустились — и там стреляют, снизу. Ну мы попадали… Спускал я его с Железякой, с сержантом еще одним, и с контрактником. Попадали все и лежим. Там тоже наши оборону заняли. Короче, такое ощущение было, что некуда бежать.
Я уже гранату достал, чеку вытащил. Лежу, думаю: все, буду гранатами откидываться. Лежал, лежал, потом думаю, че лежать? Гранату запихал обратно и побежал наверх. Смотрю — Горелый сидит и орет. Подбегаю, смотрю, у него Шульгов рядом лежит, из нашей группы. Он лежит, у него кишки вывалились. Ему в спину попали, входное отверстие маленькое, а спереди… вывалилось все. Сложили аккуратно, олимпийку натянули, говорю: «Подай мне на спину». И побежал с ним вниз. Добегаю, где лежал прапорщик Терешкин, возле него рядом кидаю. Хотел назад идти, смотрю — снизу отряд «витязей» поднимается. Мы сначала думали — чеченцы, приготовились бой вести. Они стали кричать: «Братаны! Москва! Все нормально! Где бой?». Мы: «Там, выше». Они как туда ломанулись. А мы взяли прапорщика Терешкина на палатку и побежали вниз.
Засунули в БТР его, потом принесли раненного в живот бойца из четвертой группы и старшину нашего, Старичка, его уже перевязали, но он белый весь. Засунули их. Я вместе с ними поехал — держал Терешкина. В общем, у него еще был пульс, когда тащили в БТР, а когда привезли, сказали — все, нет ничего…»
Генерал Романов, руководивший всей операцией в том районе, потом скажет командиру отряда «Росич»: «Если бы вы не продержались на Лысой, наша бригада в Бамуте была бы уничтожена…»
«Росич» продержался ценою жизни десяти своих парней. Будем помнить их имена: капитан Виталий Цымановский, старший лейтенант Михаил Немыткин, лейтенант Андрей Зозуля, прапорщик Олег Терешкин, младший сержант Сергей Кубат, рядовые Рафик Кадырбулатов, Александр Шульгов, Александр Ковалев, Игорь Панков, Дмитрий Овчинников.
Они сковали силы боевиков, отвлекли их от самого Бамута, где, зажатые в межгорье, сражались подразделения бригады оперативного назначения. Втянутые в бамутский капкан войска оказались под огнем с господствующих высот, среди которых гора Лысая — важнейшая. Невыигранный бой — еще не значит проигранный. Наверное, в таких случаях и говорят: цену жизни спроси у мертвых…
Многие из тех, кто вырвались из этой кровавой мясорубки, обязаны жизнью отрядному доктору. Первых раненых эвакуировал с Лысой горы сам. Тяжелораненых тащить вдвое тяжелее — это истина, проверенная неоднократно. Когда Док во второй раз совершил стометровый бросок вверх, он понял, что еще на один такой челночный рейс его просто не хватит. На нем пудовый бронежилет и докторская сумка, свой автомат отдал еще раньше лейтенанту Зозуле (у того «калаш», как назло, заклинило), который уже вовсю отбивался от «духов» наверху. Солнце — в глаза, слепит. Лес непроглядно густой. Лес чужой.
Когда прапорщика Терешкина тащили вниз, опытный военврач уже четко отметил признаки смерти. Сделали, что могли в тех условиях, но ранение было несовместимое с жизнью. А вот Старичок, это контрактник, жить будет: ему укол, повязку и — вниз.
Потом завертелось: простреленные руки, ноги, окровавленные лица… С собой было две сумки санинструктора, в них самых необходимых медицинских припасов на 10–12 раненых. Обе эти укладки скоро опустели…
«Духи» пустили в ход минометы, и стало совсем невмоготу. От команды «Отходим! Всем вниз!» до спасения была еще дистанция огромного размера: чащоба горного леса, где пуль и осколков в воздухе было больше, чем листьев на деревьях.
Док отходил в числе последних. Если раньше был безоружен, то теперь пришлось тащить на себе аж три автомата. Пришлось и стрелять — в ответ, защищая своих раненых бойцов…
Старичок пытался хоть как-то отсечь бандитов. Они с Фордом стреляли из-за толстого дерева, которое пулеметными очередями уже искрошили в щепки. Оба враз, слева-справа били очередями. Когда они заряжались, строчил пулеметчик Утек. Пальба жуткая. Но окружить спецназовцев «духам» не удавалось, били только с фронта. И тут Старичок сильно «нарисовался». Когда, стоя на коленях, отстреляли еще один магазин, его левую руку унесло назад. Подумал удивленно-спокойно, что вот руку оторвало.
Нет, рука была на месте. Обрадовался. Не он один «нарисовался» в тот момент. Ранивший его снайпер был наказан тут же, причем наказан высшей мерой. Хоть и был он грамотно замаскирован под зеленый куст — только в заднице, пожалуй, веточки у него не торчали,r01;— попал на мушку славного солдата спецназа Берца. Как на стрельбище, как учили — «тук-тук-тук» — три патрона, и все в цель. «Куст» завалился…
Уже все они потонули в азарте боя. Адреналин лез из ушей, как зубная паста из тюбика. По спине Старичка уже струился не холодный пот, а горячая кровь (пуля вошла рядом с лямкой броника и вышла через спину, сделав дыру семь на семь сантиметров…
Старичка повели вниз. Сознания он не терял. Навстречу прошли парни из «Витязя», Гриша, Игорек, Артур… Теперь — порядок, теперь вытянут наших! Пока отрядный Док его бинтовал, Старичок слушал бой: это бандитские ДШК бьют, с трех сторон, сволочи, бьют, это Форд пять раз бабахнул из гранатомета, это мины полетели, сначала «духовские» — сюда, потом наши — туда…
Он оставил оружие командиру, но не забыл прихватить пару «эргэдэшек», когда его повезли в тыл. Он, впадая в забытье, еще продолжал воевать на Лысой горе…
Рядовой Рафик Кадырбулатов
(штрихи к портрету)
«…Мам, сильно себя не расстраивай и успокойся. Я еще раз пишу — у меня все хорошо. Лучше напиши, как там Федюнька, как он учится. Поцелуй его за меня. И пусть не балуется. Вика как учится? Следи, мам, за ней — не выпускай из рук.
Как ты сама? Не болеешь? Смотри, одевайся потеплей. И салаги чтоб раздетые не бегали!»
Такие вот заботливо-назидательные письма писал домой девятнадцатилетний солдат. Отец его, тракторист, умер от инфаркта, когда Рафику было всего восемь лет. Брату и сестренке и того меньше. Мама, Галина Михайловна, простая доярка — в работе чуть не сутки напролет, а заработок — слезы…
Ощущая на мальчишеских своих плечах груз семейных забот, рано повзрослел Рафик. Учился, работал. Перед призывом в армию не загораживался справками о тяжелом семейном положении. Родным, соседям, девушке своей говорил, что надо каждому отслужить, чтобы взрослую самостоятельную жизнь строить, закалившись в настоящем мужском деле.
Звание Героя Российской Федерации присвоено 20 июля 1996 года (посмертно).
ТРИЖДЫ прокричав в эфир «Отходить!», командир отряда понял, что команда эта уже невыполнима.
Его первая группа, смяв засаду противника, потеряла лучших командиров и бойцов. Они, верные законам спецназовского братства, не могли оставить товарищей, живых, раненых или убитых, на поле боя. Они были приучены за годы кавказских походов: «Из боя выходят или все, или никто».
Он стянул всех к себе, заняв жесткую круговую оборону в квадрате примерно восемьдесят на восемьдесят метров. Они трижды ходили в атаку, чтобы пробить коридор метров в пятнадцать, по которому ползком стаскивали раненых. Он сообщал на КП: «Много раненых, боеприпасов — на десять минут боя». В ответ — безнадежно-растерянное: «Отойди на десяток метров и удерживай позиции». Каждого раненого тащили вниз два бойца. Обратной ходкой они перли на себе в гору по два ящика с патронами. Когда появились боеприпасы, капкан захлопнулся. Вызывали огонь артиллерии на себя. Еще трижды пытались прорваться на разных направлениях. Попробовали вытащить убитых — при каждой такой вылазке появлялось двое-трое раненых, поскольку, верные своей волчьей тактике, «духи» держали каждого убитого под прицелом.
Когда бойцов осталось человек тридцать-тридцать пять, ни на что не надеясь, они еще три часа вели бой.
Потом слышат — кто-то прорывается к ним снизу. Братишки из отряда «Витязь» двумя группами ломанулись на выручку.
Пробивались в крутом бою полтора часа. Еще восемь человек получили ранения. Командир был контужен.
Дождались Ми-24, прямо в воздухе им была поставлена задача отсечь наседающих «духов» и прикрыть отход двух отрядов спецназа. Вертолетчики подошли и дали залп, потом второй, третий, четвертый и отсекли преследователей.
В 17.50 после введения в бой резерва противник был остановлен, что дало возможность обеспечить дальнейший отход обоих отрядов. В 18.10 боевики предприняли попытку обойти оперативную бригаду с левого фланга, для чего начали выдвижение из лесного массива. Однако, наткнувшись на плотный огонь другой бригады оперативного назначения, прикрывавшей левый фланг группировки, были вынуждены отойти обратно. Бандиты пуском ПТУРа уничтожили КамАЗ бригады, загруженный минами. Загоревшийся автомобиль разрывало в клочья: детонировали мины, осколки от которых летели на 250–300 метров по сторонам и вверх.
Боевики буквально поливали боевые порядки свинцом с господствующей высоты Лысая. Начались пожары в южной части села, что усилило разрушения и увеличило потери. В период с 18.00 до 19.00 по боевым порядкам бандитов было нанесено комплексное огневое поражение, в результате которого сопротивление противника резко ослабло, а к 19.00 прекратилось совсем.
В той бамутской операции с участием бригады оперативного назначения и отрядов спецназа внутренних войск погибли девятнадцать, ранения получили пятьдесят один человек…
«А ЗАЧЕМ мы вообще туда полезли?» — Разглагольствования на эту тему не раз приходилось слышать после крутых боев, где были потери. В отряде «Росич», прошедшем огонь и воду, 18 апреля 1995 года стало впервые по-настоящему тяжелым днем. Но никто из опытных офицеров и прапорщиков, никто из молодых солдат (а в бою на Лысой горе из шестидесяти четырех человек было девятнадцать бойцов, прослуживших по полгода) не сказал: «Ради чего мы это делали?» Войсковому спецназу часто ставят невыполнимые задачи, и к этому «краповые береты» привыкли, это нормально.
С позиций «если бы да кабы» обычно рассуждает тот, кто мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Они же, «росичи», если по-честному, если по большому счету, спасли от кровавого избиения, а может быть, и полного изничтожения (сродни тому, что случится много позже под печально известным селением Ярыш-Марды) бригаду, увязнувшую в дымящихся и стреляющих руинах Бамута. «Духи» оставили само село до поры, решив расправиться с дерзкими спецназовцами, которые сами полезли в пасть волка. Маленький отряд оказался костью в горле, которая душила бандитов, заставляла харкать кровью, впиваясь все глубже.
«Росичи» потеряли в том бою десять человек убитыми и семнадцать ранеными (из них двенадцать — тяжело). При всем при этом и сами они, и опытные полковники и генералы справедливо решили, что для той ситуации это были минимальные потери. Даже по признанию самих боевиков, русские спецназовцы показали себя настоящими воинами. Против них вышло до 450 наемников-моджахедов. Но и они дорого заплатили за встречу с российским спецназом. Трупы боевиков развозили по кладбищам несколькими КамАЗами, а на склонах гор появились десятки безымянных могил залетных солдат удачи.
Сразу, по горячим, по кровавым следам, и позже, над картами и схемами, они восстанавливали мельчайшие подробности того боя, дотошно выясняя, кто где был, что делал, что видел. Пришли к выводу (тот вывод нужен был не для самоутешения или оправдания — какое может быть утешение при безвозвратной потере десяти лучших из лучших командиров и бойцов), что сделали одну-единственную ошибку, которую и ошибкой-то не назовешь — они пытались вытащить погибших ребят. Все тогда решали минуты. Соскочи они после первого огневого столкновения с Лысой горы — многие бы уцелели. Но железное правило спецназа — не бросать на погибель товарища — «духи» использовали, чтобы заманить отряд спецназа в свой капкан.
«Витязи» помогли им выломать зубья того мощного, на крупного зверя поставленного капкана, разжать его пружину, оборвать тяжелую цепь, которой железные челюсти обычно приковывают к неподъемной дубовой колоде. Даже когда подоспела подмога, им нельзя было запоздать с отходом на десяток минут — «волки» сотнями стремительно стекались к Лысой горе в расчете на легкую кровавую поживу.
Бой длился восемь часов. И лишь первые минуты, по признанию парней, кто-то из них чувствовал страх. Не от превосходства противника, а от неясности обстановки. Потом все поняли, что вынужденно увязли. И тут пошла настоящая работа. Были злость, жажда мщения, необъяснимое чувство… Даже в самые отчаянные фазы боя они не думали о безнадежности своего положения, думали лишь о том, как подороже продать свою жизнь.
Но на этом бой не кончился. На горе остались лежать погибшие товарищи. Их нужно было забрать. Во что бы то ни стало. Решили сделать это на следующее утро.
Ночь готовились. Утром все стояли в строю. Все до единого, даже легкораненые и контуженые, отказавшиеся эвакуироваться в госпиталь. Но поступила команда из вышестоящего штаба отставить поход на гору. Командование пыталось договориться с боевиками об обмене погибших.
Два дня шли переговоры… Моральное состояние отряда все это время было тяжелым. Там, на горе, остались боевые товарищи.
Но вот пришла новость: боевики готовы на обмен.
Утром, уже на третий день, представители бригады и отряда поехали в Бамут на двух ЗИЛах.
Среди тех, кто выехал в Бамут, был все тот же отрядный Док. Он помнит тот день до мелочей. Подъехали к чеченской заставе. Бандиты обыскали всех из похоронной команды, проверили машины — оружия быть не должно ни у кого. Что поделаешь — пришлось согласиться на это условие, хотя безопасности никто гарантировать не мог.
Проводник на мотоцикле повел печальную колонну к мечети. Там их встретили полтора десятка чеченцев — все с оружием.
Всех погибших собрали: одиннадцать бригадных — в селе, восемь спустили с Лысой горы. Всего — девятнадцать. А вот из девятнадцати «списочных» бандитов привезли только восемнадцать. Еще один находился где-то под Грозным. Для обмена приехал один из генералов войсковой группировки. Ему выдвинули ультиматум: «Пока не привезете девятнадцатого, пусть кто-то из ваших остается у нас. Вот пусть доктор останется».
Но что тут скажешь? Как отказаться? Никак нельзя. Трусость и малодушие для русского офицера хуже смерти.
На процедуру обмена приехали на «тойоте» какие-то люди в чалмах, снимали и привезенных чеченцев, и наших на видеокамеру. Доку на все это было уже наплевать. Док уже смертельно устал и физически, и морально. Хотелось рухнуть хоть на жесткие нары, хоть на землю и уснуть.
Во вторую половину дня легче не стало. К нему приставили двух вооруженных охранников (у одного был автомат убитого на Лысой горе капитана Цымановского), завели в брошенный дом в центре Бамута. Здесь был обшарпанный диванчик и стол. Док сел, чуть расслабился, глянул на часы — 15.00.
Он присмотрелся к боевикам. В Бамуте ходили люди явно нездешние, явно азиаты — чалмы, какие-то просторные одежды, типа афганских или пакистанских, смуглые лица, незнакомая речь.
Чеченцы вели себя поначалу спокойно, даже поделились в обед куриной лапшой и хлебом. В ходе разговора выяснились и дополнительные детали того страшного боя. Поначалу чеченцы больше бахвалились своей победой, но потом стали проговариваться. Оказалось, что потери у них были огромные, значительно больше наших. Признались они и в том, что на Лысой горе против них бились настоящие воины. Особенно хвалили спецназовских командиров. Док понял, о ком шла речь — о Виталии Цымановском и Михаиле Немыткине. Чеченцы говорили: «Этот наших двух убил. Думали, что он уже готов, наши парни подошли, а он из «Стечкина» очередь дал. Пришлось прикончить. А второй, тоже смелый парень, даже кричал: «За мной!» Мы его окружили, он сдаваться не хотел. Вот и получил…»
Капитан Виталий Цымановский
(штрихи к портрету)
Каждый из участников боя на Лысой горе непременно называл капитана Цымановского как основного, самого толкового, самого «матерого», самого рассудительного, самого хладнокровного и отважного офицера, который ценою собственной жизни не позволил бандитам одержать победу над горсткой спецназовцев…
Долгих восемь лет ждали однополчане, чтобы Золотая Звезда нашла того, кто заслужил ее по праву.
Он всегда думал о себе в последнюю очередь. Сначала о маме, о жене Ольге и сыне Сереже, о бойцах своих… Маму и жену любил нежно, сына баловал, солдат берег. Рядовой Сухомлинов матери своего погибшего командира честно признался, что капитану Цымановскому жизнью обязан — в том страшном бою офицер пошел на противника первым, приказав остаться в безопасном месте солдату (тому до дембеля оставались считанные дни).
Сослуживцы по отряду горько-сокрушенно вздыхали в разговоре с его матерью: «Вы, тетя Неля, в воспитании сына одну-единственную ошибку допустили — не научили Витальку себя беречь…»
Звание Героя Российской Федерации присвоено 15 сентября 2003 года (посмертно).
К вечеру напряжение нарастало. Во-первых, в радиостанции у Дока сели батареи — он слышал тревожные запросы Большой земли в свой адрес, но обратной связи не было. Во-вторых, его охранники покурили «травки», а доктор знал, что в задурманенные головы всякое может взбрести. В-третьих, где-то неподалеку разорвались снаряды, и тот случайный или плановый обстрел мог запросто спровоцировать моджахедов на самые дерзкие и кровавые дела. Когда тьма накрыла Бамут окончательно, военврач встревожился всерьез. Было 22.00…
Но вдруг охранники встрепенулись: «Поехали, доктор!» В шестьдесят шестом «газоне» он оказался среди полутора десятков вооруженных до зубов боевиков. «Куда везут? Неужели все?» — мысли одна страшней другой лезли в голову.
Оказалось, в «газике» ехала смена чеченского караула на КПП. Боевики разошлись по своим постам, а офицера-заложника подвезли к мосту. С противоположного берега заурчал БТР, помигал фарами. Это был условный знак…
Военврач из спецназа направился к мосту, невольно ускоряя шаг. Увидел движущийся навстречу темный силуэт. Поравнявшись, два человека на мгновение остановились (точь-в-точь как в знаменитом фильме «Мертвый сезон», где советского разведчика меняли на американского летчика-шпиона).
Чеченец и русский мельком глянули друг на друга. Кончена бамутская эпопея!..
А на базе в офицерской палатке был накрыт поминальный стол — третий день. Собрались все. Кроме Дока. Ни к стаканам, ни к ужину не притронулись. Когда он вошел, офицеры и прапорщики стали что-то передавать за спинами, из рук в руки, во главу стола, где сидел командир. «Носи, брат, заслужил!» — ему вручили краповый берет. Он поднес его к лицу, чтобы, по ритуалу, поцеловать. И никто из товарищей не заметил, что сукно цвета спелой вишни впитало скупые слезы сильного мужчины, выдержавшего еще одно испытание…
Каждый год 18 апреля «росичи» поминают своих братишек, тех, кто помог вырваться из волчьего капкана на Лысой горе…
Автор: Борис КАРПОВ
Журнал "Братишка". Февраль 2011 г.
Бывалый Сообщений: 52 Откуда: Ukraine Зарегистрирован: 07 Октября 2009, 09:28:42 Пол:
Мужской Статус: offline
ICQ статус
Опубликовано 25 Ноября 2013, 07:41:50
О существовании данных подразделений советские военные историки старались не упоминать, бойцов данных подразделений не показывают в кинофильмах, о них помалкивают обличители «бездарного Сталина».
Вероятно, таким игнорированием бойцы данных подразделений были обязаны тому, что в лубочный образ советского «солдата-освободителя» не вписывались? И действительно, в представлении советских людей красноармейцы Великой Отечественной – это изможденные люди в грязных шинелях, которые гурьбой бегут в атаку вслед за танками, или усталые пожилые мужики, курящими на бруствере окопа самокрутки. Ведь именно такие кадры в основном запечатлевались военными кинохрониками.
Вероятно, пред людьми снимающие кинохроники основной задачей было показать бойца рабоче-крестьянской армии, которого оторвали от станка и плуга и желательно неказистого. Мол, вон какой наш солдат – полтора метра ростом, а Гитлера побеждает! Данный образ как нельзя лучше соответствовал и истощавшей, замордованной жертве сталинского режима. В конце 1980-х годов кинорежиссеры и постсоветские историки посадили «жертву репрессий» на телегу, вручили «трехлинейку» без патронов, отправив навстречу бронетанковым ордам фашистов — под надзором заградительных отрядов.
Конечно реальность несколько отличалась от запечатленных кинохрониками. Сами немцы въехали в Советский Союз на 300-х тысячах телег. Соотношение в вооружении также отличалось от официальных советских данных. По числу выпущенных автоматов фашистская Европа уступала СССР в 4 раза, а по количеству самозарядных винтовок в 10 раз.
Конечно, в последнее время взгляды на Великую Отечественную изменились. Тему «бессмысленных жертв» муссировать обществу надоело, и на экранах начали появляться разудалые экипажи бронепоездов, разведчики-ниндзя, пограничники-терминаторы, а также другие гиперболизированные персонажи. Как говорится, из крайности в крайность. Хотя следует отметить, что настоящие разведчики и пограничники (а также морские пехотинцы и десантники) действительно отличались отличной подготовкой и физической формой. В стране, где спорт являлся массово-обязательным, «качки» встречались гораздо чаще, чем сейчас.
И лишь один род войск оком сценаристов так и не был замечен, хотя он заслуживает наибольшего внимания. Именно штурмовые инженерно-саперные бригады резерва Верховного Главнокомандующего были самыми многочисленными и сильными среди советских частей специального назначения во время Второй мировой войны.
Большинство воюющих сторон в ходе войны начали осознавать, что классическая пехота выполнять многие специфические задачи попросту неспособна. Именно это послужило толчком к созданию в Британии батальонов «коммандос», в Соединенных Штатах — отрядов армейских рейнджеров, в Германии в «панцергренадеров» была реформирована часть мотопехоты. Начав свое великое наступление в 1943 году, Красная Армия столкнулась с проблемой значительных потерь во время операций по взятию немецких укрепрайонов, а также в уличных боях.
Немцы являлись большими доками по части создания укреплений. Долговременные огневые точки, зачастую выполненные из стали или бетона, прикрывали друг друга, за ними стояли самоходки или батареи противотанковых орудий. Все подходы к ДОТам опутывались колючей проволокой и густо минировались. В городах в такие огневые точки превращался каждый канализационный люк или подвал. Даже руины превращались в неприступные форты.
Конечно, для взятия подобных укреплений можно было использовать штрафников — бессмысленно укладывать тысячи солдат и офицеров, доставив радость будущим обличителям «сталинизма». На амбразуру можно было бросаться грудью — конечно поступок героический, но абсолютно бессмысленный. В связи с этим Ставка, которая начала осознавать, что воевать с помощью «ура» и штыка пора прекращать, и избрала другой путь.
Саму идею ШИСБр (штурмовых инженерно-саперных бригад) взяли у немцев, а точнее — у армии кайзера. В 1916 году германская армия во время сражения за Верден использовала специальные саперно-штурмовые группы, которые имели особое вооружение (ранцевые огнеметы и ручные пулеметы) и прошедшие спецкурс подготовки. О своем опыте сами немцы, видимо, рассчитывая на «блицкриг» подзабыли — и потом значительное время топтались под Севастополем и в Сталинграде. Зато Красная Армия взяла его на вооружение.
Первые 15 штурмовых бригад начали формировать весной 1943 года. В качестве основы для них послужили инженерно-саперные части Рабоче-крестьянской Красной армии, так как новый спецназ требовал, главным образом, технически грамотных специалистов, поскольку спектр ставящихся перед ними задач был довольно сложен и широк.
Рота инженерной разведки в первую очередь исследовала вражеские укрепления. Бойцы определяли огневую мощь и «архитектурную прочность» укреплений. После этого составлялся подробный план, с указанием расположения ДОТов и других огневых точек, что из себя они представляют (бетонные, земляные или иные), какое имеется вооружение. Также указывается наличие прикрытия, расположение заграждений и минных полей. Используя эти данные, разрабатывали план штурма.
После этого в бой вступали штурмовые батальоны (на бригаду приходилось до пяти). Бойцы для ШИСБр отбирались особенно тщательно. Тугодумы, физически слабые и солдаты старше 40 лет в бригаду попасть не могли.
Высокие требования к кандидатам пояснялись просто: боец-штурмовик, нес на себе груз который в несколько раз превосходил груз простого пехотинца. В стандартный набор солдата входили стальной нагрудник, обеспечивающий защиту от мелких осколков, а также пистолетных (автоматных) пуль, и мешок в котором находился «набор взрывника». Подсумки использовались для переноски увеличенного боекомплекта гранат, а также бутылок с «коктейлем Молотова», метавшиеся в оконные проемы или амбразуры. С конца 1943 года штурмовые инженерно-саперные бригады начали использовать ранцевые огнеметы.
Кроме традиционных автоматов (ППС и ППШ), солдаты штурмовых подразделений вооружались ручными пулеметами и противотанковыми ружьями. Противотанковые ружья использовались в качестве крупнокалиберных винтовок для подавления огневых точек.
Чтобы научить личный состав бегать с этим грузом на плечах и минимизировать его возможные потери, бойцам устраивали жесткие тренировки. Кроме того, что бойцы ШИСБр бегали на полосе препятствий в полной выкладке, над их головами свистели боевые пули. Таким образом, солдат учили «не высовываться» еще до первого боя и закрепить это умение на уровне инстинкта. Кроме этого личный состав занимался тренировочными стрельбами и разминированием и взрывами. Кроме этого в программу тренировок входили рукопашный бой, метание топоров, ножей и саперных лопаток.
Тренировки ШИСБр были гораздо труднее, чем тренировки тех же разведчиков. Ведь разведчики шли на задание налегке, и главное для них было не обнаружить себя. В это же время боец-штурмовик возможность прятаться по кустам не имел, и у него отсутствовала возможность тихонько «смыться». Главной целью бойцов ШИСБр были не пьяные одиночные «языки», а мощнейшие укрепления на Восточном фронте.
Бой начинался внезапно, довольно часто даже без артподготовки и тем более криков «ура!». Отряды автоматчиков и пулеметчиков, главной целью которых являлось отрезать от поддержки пехоты немецкие ДОТы, тихо проходили через заранее подготовленные проходы в минных полях. Огнеметчики или взрывники разбирались с самим вражеским бункером.
Заложенный в вентиляционное отверстие заряд позволял вывести из строя даже самое мощное укрепление. Там, где решетка преграждала путь, поступали остроумно и безжалостно: внутрь выливали несколько канистр керосина, после чего бросали спичку.
Бойцы ШИСБр в городских условиях отличались умением появиться внезапно с неожиданной для немецких солдат стороны. Все было очень просто: штурмовые инженерно-саперные бригады буквально проходили сквозь стены, используя тротил для прокладки пути. Например, немцы превратили подвал дома в ДОТ. Наши бойцы заходили сбоку или сзади, взрывали стенку подвала (а в некоторых случаях пол первого этажа) после чего выпускали туда несколько струй из огнеметов.
Не последнюю роль в пополнении арсенала штурмовых инженерно-саперных бригад оказали сами немцы. На вооружение гитлеровской армии с лета 1943 г. начали поступать «Panzerfaust» (фаустпатроны), которые отступающие немцы оставляли в огромных количествах. Бойцы ШИСБра им сразу нашли применение, ведь фаустпатрон можно было использовать для пробития не только брони, но и стен. Интересно, что советские бойцы придумали специальную переносную стойку, которая позволяла вести залповый огонь из 6 – 10 фаустпатронов одновременно.
Также хитроумные переносные рамы использовались для запуска советских тяжелых 300-миллиметровых реактивных снарядов М-31. Они подносились на позицию, укладывались и выпускались прямой наводкой. Так, например, во время боя на Линденштрассе (Берлин) по укрепленному дому запустили три таких снаряда. Оставшиеся от здания дымящиеся руины погребли всех находившихся внутри.
На поддержку штурмовых батальонов в 1944 году пришли всевозможные плавающие транспортеры и роты огнеметных танков. Эффективность и мощь ШИСБр, число которых к тому времени увеличилось 20-ти, резко возросла.
Однако успехи штурмовых инженерно-саперных бригад показанные в самом начале вызвали у армейского командования настоящее головокружение. У руководства сложилось неправильное мнение, что бригады могут все и их начали посылать в бой на всех участках фронта, причем зачастую без поддержки со стороны других родов войск. Это стало фатальной ошибкой.
Если немецкие позиции прикрывались артиллерийским огнем, который предварительно не был подавлен, штурмовые инженерно-саперные бригады были практически бессильны. Ведь какую бы подготовку не прошли бойцы, для немецких снарядов они являлись такими же уязвимыми, как и новобранцы. Еще хуже дело обстояло, когда немцы свои позиции отбивали танковой контратакой — в этом случае спецназ нес огромные потери. Только в декабре 1943 г. Ставкой был установлен строгий регламент использования штурмовых бригад: теперь ШИСБр обязательно поддерживались артиллерией, вспомогательной пехотой и танками.
Авангардом штурмовых инженерно-саперных бригад были роты разминирования, включая одну роту собак-миноискателей. Они шли вслед за ШИСБр и расчищали для наступающей армии основные проходы (окончательное разминирование местности ложилось на плечи тыловых саперных частей). Минерами также часто использовались стальные нагрудники — известно, саперы иногда ошибаются, а двухмиллиметровая сталь могли их защитить при взрыве небольших противопехотных мин. Это было хоть каким-то прикрытием живота и груди.
Золотыми страницами в истории штурмовых инженерно-саперных бригад стали бои в Кенигсберге и Берлине, а также захват укреплений Квантунской армии. По мнению военных аналитиков без инженерно-штурмового спецназа данные сражения затянулись бы, а Красная Армия потеряла бы намного больше бойцов.
Но, к сожалению, в 1946 году основной состав штурмовых инженерно-саперных бригад был демобилизован, а затем их по одной расформировали. Сначала этому способствовала уверенность военного руководства, что Третья мировая будет выиграна благодаря молниеносному удару советских танковых армий. А после появления ядерного оружия в Генштабе СССР стали считать, что противник будет уничтожен атомной бомбой. Видимо, старикам-маршалам не приходило в голову, что если что-то и уцелеет во время ядерного катаклизма — так это подземные форты и бункеры. «Вскрыть» их могли бы, пожалуй, лишь штурмовые инженерно-саперные бригады.
Об уникальном советском подразделении специального назначения попросту забыли — так, что следующие поколения о его существовании даже не знали. Так была просто стерта одна из наиболее славных и интересных страниц Великой Отечественной войны.
Форумский чувак Сообщений: 484 Откуда: Ukraine Зарегистрирован: 07 Октября 2009, 09:25:29 Пол:
Мужской Статус: offline
Опубликовано 03 Декабря 2013, 09:13:38
КАВАЛЕР И ГЕРОЙ
Двадцать шестого января 2007 года Государственная дума в российском календаре установила новую памятную дату — День героев Отечества, который теперь ежегодно отмечается в нашей стране 9 декабря. В этот день, по замыслу парламентариев, страна должна вспоминать и чествовать своих граждан, удостоенных звания Героя Советского Союза, Героя Социалистического Труда, Героя Российской Федерации, ордена Святого Георгия или ордена Славы.
Дело, что и говорить, благое. Тем более что и дата для таких чествований выбрана не случайно: именно 9 декабря (26 ноября по старому стилю) в России до 1917 года отмечался День георгиевских кавалеров.
В нашей истории, богатой на войны, и героев, и кавалеров было предостаточно. Во время и после Великой Отечественной появлялись даже такие, кто к своим Георгиевским крестам, заслуженным в Первую мировую, прибавил геройскую Золотую Звезду. А то и две!
Два креста и две Звезды к концу войны имели Маршалы Советского Союза Георгий Жуков, Родион Малиновский и Константин Рокоссовский, легендарный партизанский командир генерал-лейтенант Сидор Ковпак. Маршал Семен Тимошенко обладал тремя Георгиевскими крестами, но первую свою Золотую Звезду получил в 1940 году, вторую — в 1965-м. В 1978 году Героем Советского Союза стал генерал армии Иван Тюленев, заслуживший на Первой мировой четыре Георгиевских креста. Знаменитый командарм Гражданской войны и советский маршал Семен Буденный к 1917 году также был отмечен Георгиевскими крестами всех четырех степеней, но все свои три Золотые Звезды получил уже после Победы.
А был ли такой человек, который смог стать и полным георгиевским кавалером, и Героем Советского Союза еще до праздничных салютов мая 1945 года?
Оказывается, был.
Звали его Константин Иосифович Недорубов.
Сын тихого Дона
Он появился на свет в июне 1889 года на хуторе Рубежный станицы Березовской Усть-Медведицкого округа области войска Донского (ныне Даниловский район Волгоградской области).
Станица была не из бедных: на начало ХХ века в ней «насчитывалось 426 дворов, в которых проживало 2524 человека казачьего сословия, владевших более семью тысячами десятин пахотной земли». Были в Рубежной мировой судья, судебный следователь и пристав, ветеринарный и медицинский пункты, действовали два младших приходских училища, церковно-приходская школа. Работали две ветряные мельницы, кирпичный и кожевенный заводики. В это трудно поверить, но уже тогда к услугам станичников имелись почтово-телеграфное отделение и ссудо-сберегательная касса… Ох, и тяжело жилось казакам при царском режиме!
Вот в такую станицу и входил семидесятидворовый хутор Рубежный, самый что ни на есть типичный, один из сотни подобных, раскинувшихся вдоль Дона. Родители Кости Недорубова зажиточными казаками никогда не были, но все же смогли дать сыну начальное образование: с 1897 по 1900 год малец со сверстниками бегал в станичную церковно-приходскую школу, где выучился грамоте, письму, счету да на уроках закона Божьего вызубрил молитвы. А что еще справному казаку надо? Для него главное дело — военное.
В январе 1911 года Недорубова призвали на действительную службу и определили в 6-ю сотню 15-го кавалерийского полка 1-й Донской казачьей дивизии, дислоцированной на территории Царства Польского, являвшегося тогда одной из российских провинций. Полк, в котором служил Константин, квартировал в городке Томашов Люблинской губернии. Здесь и застала война двадцатипятилетнего казака. К ее началу Недорубов был уже опытным воином, носил погоны младшего урядника и возглавлял команду (полувзвод) полковых разведчиков.
Своего первого Георгия он заслужил менее чем через месяц после начала боевых действий. Все под тем же Томашовом в середине августа разгорелись ожесточенные бои с австрийцами. В ходе одной из атак, преследуя отступавшего противника, разведчики-донцы во главе со своим урядником ворвались в расположение вражеской батареи, пленив прислугу и захватив в качестве трофеев шесть целехоньких орудий.
Второй Георгиевский крест украсил грудь Константина Иосифовича в феврале 1915 года. Получил казак его благодаря не столько отваге и удали, сколько хитрости, смекалке и удачливости.
В декабре первого военного года 1-ю Донскую казачью дивизию перебросили под Перемышль. Сплошной линии фронта на тот период не существовало, и потому разведчики постоянно находились в поиске, добывая информацию о противнике. Однажды зимним утром Недорубов в одиночку решил обследовать господарню (хуторок на два-три дома), приютившуюся среди рощиц и овражков в нескольких километрах от передовых казачьих постов. И обнаружил там австрийцев, беззаботно храпящих по натопленным хатам. Долго не раздумывая, урядник метнул во двор гранату, а затем пустил коня вскачь вокруг плетня, стреляя в воздух и выкрикивая команды воображаемым подчиненным на русском и единственную знакомую ему фразу на немецком языке: «Хенде хох!».
Взрыв, пальба и крики в предрассветной мгле произвели такое впечатление на выскакивающих из домишек австрийцев, что они почли за благо сразу сдаться невесть откуда налетевшим «казакам». Недорубов, не покидая седла, конем вытолкал сбившихся в кучу вояк со двора на зимнюю дорогу и, не давая опомниться, постоянно что-то крича и постреливая, погнал их в расположение полка. Только там, под одобрительный гул и восклицания сослуживцев, урядник смог пересчитать свою добычу. А когда счел — ахнул от удивления: 52 солдата и обер-лейтенант!
Затем полтора года Константин Иосифович воевал «как все», заслужив за это время две Георгиевские медали «За храбрость». Первую — за то, что в конце апреля 1915 года, помимо ценных сведений, приволок из ночного поиска еще и исправный ручной пулемет. За что разведчику вручили вторую медаль, документов не сохранилось. Но уж явно не за красивые глаза и пышные усы. Известно только, что в это же время Недорубов был дважды ранен, и, по всей видимости, достаточно тяжело, поскольку лечился не в полевых лазаретах, а тыловых госпиталях Киева и Харькова. То есть врачи трудились над казаком достаточно основательно.
В конце мая 1916 года окончательно поправившийся урядник вернулся в родной полк. И, как оказалось, вовремя: 3 июня начался знаменитый Брусиловский прорыв, и 1-я Донская казачья дивизия приняла в нем самое деятельное участие. Очевидно, Недорубов за лето и осень геройствовал так, что подробное описание его подвигов заняло бы много места в казенных бумагах. Поэтому в представлении к Георгиевскому кресту 2-й степени указывалось просто: «за беспримерную храбрость и отвагу».
Здесь стоит сказать, что первоначально Константину Иосифовичу вследствие какой-то канцелярской ошибки был повторно вручен еще один «Георгий» 3-й степени. Но вскоре недоразумение исправили: в соответствующем приказе по 3-му кавалерийскому корпусу фамилия Недорубова и стоящая напротив нее запись «Георгиевский крест 3-й степени № 40288» зачеркнуты, над ними проставлено «№ 7799 2-й степени» и ссылка: «См. приказ по корпусу № 73 1916 года».
Ну а перед наступлением Нового, 1917 года отважный и удачливый урядник стал полным георгиевским кавалером. Крест 1-й степени Недорубову был вручен после того, как он со своими разведчиками захватил штаб немецкой дивизии во главе с ее командиром — пехотным генералом и всеми оперативными документами. Этот подвиг казака в каких-либо комментариях не нуждается.
После того как на груди Недорубова засияли все четыре солдатских Георгия, он, согласно статуту этой награды, был произведен в подхорунжии — старший унтер-офицерский чин в казачьих войсках. Так, во всей красе, при крестах и погонах, и явился осенью в родную станицу, надеясь отдохнуть в кругу семьи за все семь лет непрерывной службы и три с половиной военных года, что провел без сна и покоя.
Но покоя уже не было и на Тихом Доне…
«За народную власть со своим же народом…»
Вплоть до лета 1918 года Константин Иосифович не примыкал ни к белым, ни к красным, занимаясь своим двором и хатой, заметно пришедшими в упадок за то время, что провел казак на фронте. Но разве можно продолжительное время оставаться ни при чем в стране, охваченной братоубийственной войной?
В конце мая он вновь седлает коня. И 1 июня вместе с другими станичниками вливается в состав 18-го казачьего полка армии атамана Краснова. Однако долго воевать за белых Недорубову не пришлось: 12 июля он попадает в плен и уже через несколько дней не просто начинает ходить в атаку под красным знаменем — он командует эскадроном!
Таковы превратности судьбы. Что ж, на Гражданской войне и не такое бывало.
Почти год Константин Иосифович воюет в кавалерийской дивизии Михаила Блинова, полностью состоявшей из казаков, признавших и принявших советскую власть. И потому боровшихся за нее люто и яростно. Именно блиновская кавдивизия, входившая в состав 9-й Красной армии, была брошена на подавление казачьего восстания, вспыхнувшего в станицах Верхнедонского округа в марте 1919 года. И сыграла в его подавлении решающую роль.
Под Бутурлиновкой блиновцы схлестнулись с казачьими полками генерала Мамантова и почти неделю с одинаковым упорством и переменным успехом истребляли друг друга. Станица несколько раз переходила из рук в руки, пока подоспевший кавкорпус Буденного не решил дело в пользу красных.
В июне 1919 года произошло событие, которое могло стать, но не стало очередным поворотным моментом в жизни Недорубова: он опять попал в плен. И, естественно, готовился принять смерть… Спасло казака то, что судили его практически на родине — на хуторе Башкирка Усть-Медведицкого округа, где он был всем известен, всеми любим и уважаем. И судил не военный трибунал, а собрание георгиевских кавалеров, посчитавшее, что на Дону и так уже казачьей крови пролито достаточно, а потому отпустившее Недорубова на все четыре стороны: Бог, мол, тебе судья…
Так что не прошло и недели, как полный георгиевский кавалер опять возглавил эскадрон красных кавалеристов. Лихо бился под Еланью, Рудней, Усть-Медведицкой (нынешним Серафимовичем), в Сальских степях. В 1920 году блиновская дивизия влилась в 1-й конный корпус Дмитрия Жлобы, и Константин Иосифович был назначен командиром 8-го Таманского кавполка. После одного из сражений с врангелевской конницей представили Недорубова к ордену Красного Знамени. Но в штабе Южного фронта представление порвали, посчитав, что это уж слишком для бывшего царского подхорунжего, полтора месяца провоевавшего у Краснова.
Так и не получил красный командир Недорубов ни одной награды на Гражданской войне. А вот с пулей своей все же встретился: когда бои шли уже в Крыму, под Большим Токманом, пулеметная очередь выбила комполка из седла. Пуля застряла в легком, и Константин Иосифович проносил ее там до конца своих дней.
Война уже подходила к концу, и потому после ранения краскома демобилизовали по здоровью, разрешив отправиться в родные края. С июля 1920-го он возглавлял сельсовет в родном хуторе Рубежном. Затем, когда в донских хуторах и станицах новая власть стала создавать колхозы, возглавил тот, что был образован в Березовском районе.
В конце 1920-х — начале 1930-х годов Недорубов занимал ряд должностей в советских и хозяйственных органах, пока в апреле 1932-го не получил назначение председателем колхоза в хутор Бобров. Одну посевную и уборочную провел достойно. А в 1933-м, как говорится, попал под кампанию: в стране с новой силой стали искать затаившихся врагов, вредителей, контрреволюционеров и саботажников. Там, где не находили — назначали. Одним из таких назначенных «врагов народа» оказался и Константин Иосифович: осенью 1933 года «за потерю зерна в поле» его осудили по статье 109 советского УК на 10 лет лагерей. И полный георгиевский кавалер, бывший красный комполка и председатель колхоза стал бригадиром заключенных Дмитлага, трудившихся на строительстве канала Москва–Волга.
Три года Недорубов махал лопатой и толкал тачку на крупнейшей стройке середины 1930-х годов, где трудились свыше 200 тысяч человек. Однако ему, в отличие от абсолютного большинства, несказанно повезло: Константин Иосифович был досрочно, еще до окончания строительства, освобожден с формулировкой «за примерное поведение и ударный труд». Думается, работал так он не потому, что безумно любил советскую власть или считал себя в чем-то перед ней виноватым. Просто Недорубов относился к тому уникальному типу русских людей, которые ничего не умеют делать наполовину, вполсилы: воевать так воевать, а работать так работать!
После освобождения Константин Иосифович вновь вернулся в родную станицу. Судимость с него сняли, в правах он поражен не был и потому проблем с трудоустройством у Недорубова не возникало. Он работал кладовщиком, бригадиром в колхозе, заведовал почтой, возглавлял машинно-тракторную станцию. 21 мая 1941 года отпраздновал свой 52-й день рождения.
И не подозревали тогда весело и шумно гулявшие на торжествах у земляка станичники, что у порога уже стоит новая война…
И враг все тот, и Родина все та же
После начала Великой Отечественной на Дону, как и по всей стране, началось формирование полков и дивизий народного ополчения. В них шли те, кто по разным причинам не попадал под мобилизацию.
Но если в Москве или, скажем, Ленинграде основную часть добровольцев составляли студенты и преподаватели вузов, имевшие смутное представление о военном деле, то из станиц, раскинувшихся по берегам Хопра, Медведицы, Бузулука, Чира и других притоков Дона, в военкоматы потянулись испытанные и закаленные воины, у которых был лишь один недостаток — непризывной возраст. Но что такое 50 или даже 55 лет для казака?!
В октябре 1941 года Недорубов верхом прибыл в центр Хоперского округа станицу Урюпинскую, где шло формирование казачьей кавалерийской добровольческой дивизии. Разузнав все подробности происходящего и заручившись поддержкой комдива полковника С.И. Горшкова, вернулся в Березовскую. Там на сходе Константин Иосифович предложил создать казачью сотню из ветеранов и первым записался в нее.
Казаки, как оно водится, прокричали «Любо!», потянулись к записным листам и тут же избрали Недорубова своим командиром. Дальше дело пошло всем знакомым порядком. В Березовскую стали прибывать добровольцы из соседних станиц – Малодельской, Сергиевской, Раздорской, Островской. Приезжали на своих конях, в форме и со своими шашками, а вслед за ними из колхозов на санях подвозили полушубки, продукты, фураж, сделанные в колхозных мастерских казачьи пики.
Проблема возникла лишь однажды, когда в районном отделе НКВД не утвердили кандидатуру Недорубова в качестве командира формируемой сотни. Аргументы были железные — воевал за белых, бывший зэк… Но тут, как ни странно, в дело вмешались органы партийные: секретарь Березовского райкома ВКП (б) Иван Владимирович Шляпкин лично поручился за полного георгиевского кавалера и бывшего командира Красной армии. Поступок, что и говорить, весьма смелый для партийного вожака тех времен.
В общем, в первой половине ноября 1941 года Константин Иосифович увел свою сотню в Михайловскую слободку, где происходил сбор и шло обучение добровольческих подразделений, составивших кавалерийскую дивизию народного ополчения Сталинградской области. Там-то Недорубов, официально утвержденный в должности командира сотни и получивший лейтенантские погоны, впервые отважился надеть своих «Георгиев».
Поначалу этот поступок был воспринят сослуживцам неоднозначно: в сознании многих Георгиевский крест продолжал оставаться «царской наградой». Но у полкового и дивизионного начальства хватило ума посмотреть на это с другой стороны: кресты-то были заслужены до октября 1917 года, и не за разгон рабочих демонстраций, а за мужество и отвагу в боях с германцами, с которыми казакам вот-вот предстояло вновь сойтись в жестоких схватках. И «Георгии» те для воспитания молодых красноармейцев были, пожалуй, нужнее и действеннее всяких слов, лозунгов и призывов штатных политработников.
2 февраля 1942 года дивизия была переименована в 15-ю Донскую кавалерийскую казачью и вскоре вошла в состав 17-го кавкорпуса, которому было приказано оборонять левый берег Дона в его нижнем течении и восточное побережье Азовского моря. Летом там разгорелись упорные бои с немецкими, румынскими и итальянскими частями, рвавшимися на Северный Кавказ.
В середине июля казачий полк, в котором воевала сотня Недорубова, четверо суток отражал попытки немцев с ходу форсировать реку Кагальник в районе Пешково. Затем лихим ударом выбил врага из хуторов Задонский и Александровка, где казаки, ведомые полным георгиевским кавалером, уничтожили более 150 солдат и офицеров противника.
Затем были кровопролитные бои за станицы Канеловскую, Кущевскую, Шкуринскую. В Кущевской, трижды переходившей из рук в руки, дело дошло до рукопашной. Вот уж где «напились крови да наелись мяса» казачьи шашки и кинжалы! Там же, отражая очередную атаку, Константин Иосифович, выбрав удобную позицию на фланге, лично уложил из пулемета 72 гитлеровца. И там же потерял сына Николая, сражавшегося в его сотне. Думал, что навсегда. Но судьба оказалась благосклонна к Недорубовым.
То, что произошло с Николаем, похоже на чудо. Получив при минометном обстреле 13 (!) ран, он трое суток пролежал полузасыпанным землей. Совершенно случайно на него наткнулись жители станицы, когда хоронили павших казаков в братских могилах: тела стали разлагаться под палящим солнцем, и гитлеровцы, обосновавшиеся в Кущевской, опасались эпидемии. Рискуя жизнью, казачки Матрена Тушканова и Серафима Сапельняк ночью перенесли Николая в хату, обмыли и перевязали раны. А потом выхаживали юношу, меняя продукты на бинты и лекарства в румынском госпитале, стоявшем в Кущевской. И так в течение пяти месяцев, пока станицу не освободили части 151-й Краснознаменной стрелковой дивизии…
А Недорубов-старший, все это время считавший сына погибшим, бил врага с утроенной ненавистью и злостью. В конце августа 1942-го его сотня, просочившись за линию фронта, разгромила тыловую колонну, уничтожив 20 машин с военным имуществом и около 300 фашистов. 5 сентября в бою за высоту 374,2 у села Куринского Апшеронского района Краснодарского края лейтенант Недорубов в одиночку подобрался к минометной батарее, особо досаждавшей донцам, закидал ее гранатами и уничтожил из ППШ всю орудийную прислугу. При этом сам был ранен, но расположение полка не покинул. 16 октября под селением Мартуки, сотня Недорубова за день отразила четыре атаки эсэсовцев и практически вся полегла на поле боя. Сам пятидесятитрехлетний лейтенант получил 8 (!) пулевых ранений.
Война для него на время прервалась. Константин Иосифович оказался в сочинском госпитале. Потом его перевели долечиваться в Тбилиси, где военно-врачебная комиссия вынесла заключение о дальнейшей негодности Недорубова к военной службе по состоянию здоровья.
Понурив голову, возвращался казак в родную станицу. А там его ждало сразу два радостных известия: в одном письме, пришедшем из Кущевской, сообщалось, что жив сын Николай. А во втором сослуживцы по родной дивизии поздравляли Константина Иосифовича с награждением орденом Красного Знамени.
Ну разве мог после этого старый вояка усидеть дома? Как он догнал наступавшую дивизию, как отыскал свой полк во фронтовой чехарде и круговерти, как уговорил начальство вновь зачислить его на службу — история умалчивает. Но факт остается фактом: в конце мая 1943 года лейтенант Недорубов принял командование эскадроном 41-го гвардейского полка 11-й гвардейской кавдивизии 5-го гвардейского Донского казачьего корпуса.
Воевал, как умел.
А как умел воевать георгиевский кавалер, мы уже знаем…
Поэтому неудивительно, что 26 октября 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Константину Иосифовичу Недорубову было присвоено звание Героя Советского Союза.
Дальше были бои на Украине и в Молдавии, в Румынии и Венгрии. В декабре 1944-го в Карпатах гвардии капитан Недорубов получил очередное ранение. На этот раз такое тяжелое, что с военной службой пришлось расстаться окончательно.
Ветеран трех войн
После войны Константин Иосифович с головой окунулся в мирную жизнь: заведовал отделом соцобеспечения, дорожным отделом, лесхозом. При этом вел активную общественную деятельность: был секретарем парторганизации, депутатом райсовета, часто посещал воинские части, встречался с некоторыми маститыми советскими писателями, в том числе с «певцом Тихого Дона» Михаилом Шолоховым.
15 октября 1967 года Недорубов вместе с дважды Героем Советского Союза генералом (будущим маршалом авиации) Александром Ефимовым и участником обороны дома Павлова старшим лейтенантом в отставке Иваном Афанасьевым входил в состав факелоносной группы, доставившей Вечный огонь с волгоградской площади Павших борцов в только что открытый зал воинской славы мемориального комплекса на Мамаевом кургане.
На этих торжествах, как и на прочих помпезных мероприятиях, куда часто приглашали прославленного воина, на полувоенном кителе Константина Иосифовича соседствовали Золотая Звезда и четыре Георгиевских креста, которые он носил, не стесняясь и не боясь досужих разговоров. Кого-то такое соседство смущало, кого-то — изумляло и восхищало. Но никого не оставляло равнодушным.
А в мае 1969 года жители станицы Березовской и всех северодонских округов Волгоградской области отмечали 80-летие Константина Иосифовича. По приглашению Героя и полного георгиевского кавалера на юбилей приехали генерал-лейтенант С.И. Горшков, бывший командир дивизии, первым разрешивший Недорубову носить «царские кресты», и командир 42-го гвардейского кавполка полковник М.А. Карапетян, когда-то взявший на себя смелость принять на службу списанного медиками старого казака.
Тогда же власти подарили заслуженному ветерану трех войн новый просторный дом, в котором он прожил до декабря 1978 года…
Автор Игорь СОФРОНОВ
Журнал «Братишка» июнь 2013 года
Форумский чувак Сообщений: 484 Откуда: Ukraine Зарегистрирован: 07 Октября 2009, 09:25:29 Пол:
Мужской Статус: offline
Опубликовано 17 Декабря 2013, 09:15:45
Победители: Лужский рубеж
20 августа 1941 года на подступах к Ленинграду танковая рота неполного состава (5 танков КВ) старшего лейтенанта Колобанова уничтожила 43 немецких танка, 22 из которых сжег он со своим экипажем. Возможно, именно поэтому врагу так и не удался его план: захватить и сровнять с землей город на Неве. В начале войны, когда «танкобоязнью» болели многие, разгром танковой колонны — исключительный случай.
Август 41-го, второй месяц войны. Враг рвется вперед, и кажется, остановить его невозможно. Как и в войнах против кочевников 400 лет назад, на пути нашествия возводились оборонительные линии, «засечные черты» XX века, но враг прорывал их и двигался дальше. На Ленинград шла немецкая группа армий «Север» (787500 солдат), выставив вперед бронированные клыки танковых клиньев: 1-я, 6-я, 8-я танковые дивизии, 3-я, 36-я мотострелковые дивизии, дивизия СС «Мертвая голова» — всего 1179 танков и штурмовых орудий. 8 августа немцы прорвали Лужский рубеж: часть защитников отрезана от главных сил, другие с тяжелыми боями отходят к городу, резервы из глубокого тыла еще не подошли…
Под железнодорожной станцией Молосковицы (109 км до Ленинграда) врага ждал неприятный сюрприз. Здесь на прямую наводку была выставлена батарея 152-мм гаубиц. Расчеты четырех орудий хладнокровно подпустили 30 немецких танков на дистанцию прямого выстрела, разнесли в клочья 14 из них — и в жестоком танковом сражении сошлись 1-я Краснознаменная танковая дивизия генерала Баранова и 1-я танковая дивизия генерала Кирхнера. В счете повели немцы, расстреляв из засады одну из наших колонн. «Спасибо за урок»,— сказал комдив и приказал бить врага из засад. Расчет на мощь танков КВ оправдался. С 12 августа тяжелые потери стали нести немцы. Эти леса превратились для них в кошмар. Они здесь увязли, а для победы им был нужен темп и еще раз темп! Но здесь рвущиеся вперед бронированные колонны одна за другой попадали в искусно устроенные засады. Танковые группы — главный козырь немцев — были обескровлены. Так, к 15 августа в 1-й дивизии, которой отводилась основная роль в наступлении, из 169 танков в строю осталось 44; 6-я танковая осталась фактически только на бумаге. Прогулки, как совсем недавно по дорогам Европы, не получалось. Почта рейха сбилась с ног, разнося похоронки.
Все это тормозило немецкий натиск, но остановить его не могло. Враг наращивал силы. Танкисты Баранова дрались уже с тремя немецкими танковыми дивизиями. Зная, что позади Ленинград, они горели, но не отступали. До боев в дивизии было 108 танков, и почти все они были уничтожены. Спешно сооружалась следующая «засечная черта» — укрепрайон, названный по городу Красногвардейску (ныне Гатчина), важному узлу железнодорожных и шоссейных дорог. Его защищала 1-я дивизия народного ополчения из ленинградских добровольцев, плохо вооруженная, без боевого опыта. Самолеты люфтваффе делали до 20 налетов в день на укрепрайон и город, который был круглосуточно в огне. Чуя здесь слабое место, немцы стремились вбить клин своей пополненной 1-й танковой дивизией именно сюда. В случае прорыва она бы вышла к Киевскому шоссе и беспрепятственно пошла на Ленинград. Надежда была на танкистов Баранова. Уцелевшие экипажи ждали новых боевых машин, которые собирались на Кировском заводе и шли прямо на фронт.
Экипаж танка № 864
Когда немцы подошли к Красногвардейску, удалось подготовить только пять тяжелых танков — неполную роту старшего лейтенанта Колобанова. Опытный офицер, командир роты на финской войне, он уже был ранен, трижды горел, первым вышел к линии Маннергейма, обеспечив выполнение боевой задачи. Под Ленинградом его экипаж уничтожил танк и орудие противника. А потом был отдельный учебный танковый батальон на Кировском заводе, где танкисты вместе с рабочими собирали машины. Так он пришел в 1-й полк 1-й танковой дивизии, обкатав свои танки от конвейера до линии фронта. Это были КВ-1, дополнительно экранированные бронелистами. Выпускавшиеся только в июле 41-го, они воевали под Ленинградом и были на вес золота. Расчитывая на их мощь, комдив приказал ставить их в засады. По данным разведки, ожидался прорыв бронегруппы немцев. Уже три года они били противника танковыми рейдами в глубь обороны. Зная о боевом опыте Колобанова, генерал Баранов вызвал его и, убедившись, что тот хорошо читает карту и представляет расположение трех дорог, идущих на город с юго-запада, сказал: «Так вот, старший лейтенант, перекроешь эти дороги так, чтобы ничего немецкого там не прошло. Стоять насмерть! Обстановку знаешь?» Обстановку он знал: отступать некуда, позади — Ленинград. Приказ комдива он воспринял буквально.
Экипажи создавались вновь, люди знакомились на ходу, в бою. Экипаж КВ № 864 очень быстро стал одним целым: командир старший лейтенант Зиновий Колобанов; механик-водитель старшина Николай Никифоров; командир орудия старший сержант Андрей Усов; стрелок-радист старший сержант Павел Кисельков; заряжающий рядовой Николай Родников. Их бой произошел на внешнем обводе Красногвардейского укрепрайона, под Войсковицами.
Перед боем
В роте Колобанова было пять танков КВ-1. Собрав командиров, он разъяснил обстановку и отправился с ними на рекогносцировку. Вот и развилка трех дорог, до Красногвардейска отсюда 8 км. Оценив вероятные пути движения немцев, он решил поставить по два танка на фланговые дороги — лужскую и кингисеппскую. Помог каждому экипажу выбрать наиболее выгодную для боя позицию, приказал отрыть для машин основное и запасное укрытия, тщательно замаскировать их. Загрузили по два комплекта боеприпасов, из них две трети бронебойных. Свой командирский КВ № 864 он поставил в центре позиции, на приморской дороге, чтобы прикрыть сразу два возможных направления: противник мог прийти с юга, по дороге от Войсковиц, либо с запада, из Сяськелево. Засаду сделали напротив Т-образного перекрестка, чтобы вести огонь в лоб, если танки пойдут с юга. При подходе с запада они подставят под орудие свой левый борт. В секторе огня был длинный, хорошо открытый участок дороги. Она шла по узкому дефиле под небольшим углом к позиции, отлично просматривалась, после перекрестка с грунтовой дорогой поворачивала на 90°. С обеих ее сторон — торфяные болота, танки не пройдут. Окопались у холма, поросшего ольхой, деревья хорошо маскировали танк. Вырыть капонир для KB, да еще в глине — нелегко, но к вечеру укрытие было готово. Оборудовали запасную позицию, все тщательно замаскировали. Замерили расстояние до ориентиров (№ 1 — две березы в конце перекрестка, № 2 — сам перекресток), выбранных с таким расчетом, чтобы уничтожить головные танки прямо на перекрестке. Позиция роты напоминала треугольник, одним углом направленный в сторону противника. Каждая машина роты стояла там, где немцы не могли развернуться из колонны в боевой порядок. Все КВ стояли в капонирах, над землей возвышалась только башня, и были тщательно замаскированы. Кругом — неубранные стога сена.
…Полуденный зной спал. Подошло боевое охранение; его разместили и замаскировали позади танка, в стороне, чтобы не попали под орудийный огонь. Протерли снаряды, расположились на ночлег. Ночь была тихой. На рассвете воздух наполнился гулом: на большой высоте в сторону Ленинграда прошли немецкие бомбардировщики — и опять тишина и покой под Войсковицами. Наступило утро 20 августа 1941 года, ясное и солнечное.
Бой
Часов в десять слева раздался «голос» танкового орудия КВ. Рота встретила огнем танковую колонну на лужской дороге. А у них по-прежнему все спокойно. Пролетела «рама», не обнаружив замаскированные позиции. Лишь во втором часу дорога заклубилась пылью, раздался шум моторов. Но это были три мотоцикла с колясками. «Это разведка, пропустить!» — приказал комроты. Немцы свернули налево и помчались в сторону укрепрайона, не заметив КВ. Пыль за ними еще не улеглась, когда показались темно-серые коробки, средние танки T III и T IV, — лучшее, что было у немцев в 1941 году. Один… пять… десять. Конца колонны не было видно. Машины двигались под почти прямым углом к засаде, причем не как положено, а на сокращенных дистанциях, идеально подставляя свои левые борта. Было жарко, из открытых люков торчали головы, часть экипажей сидела на броне, на дистанции 150 м можно было даже различить лица. Дико было видеть в сугубо русских местах с березками и стогами сена этих совершенно чужих людей, их технику. Зачем они сюда пришли? Сзади на грузовиках пылила пехота и артиллерия. На связь вышел комбат: «Колобанов, почему немцев пропускаешь?!» Но отвечать было уже некогда, головной танк приближался к двум березам. Тут же экипаж доложил: «Командир, 22!» Их было 22. Прицел заполнила броня с крестом посредине, и он понял, что медлить больше нельзя: «Ориентир первый, по головному, прямой выстрел под крест, бронебойным, огонь!».
Гулко ударила пушка, 7-килограммовый снаряд с грохотом пробил броню и взорвался внутри. Сидевших на броне швырнуло в пыль, неуправляемый танк пошел боком, дернулся, замер, изо всех щелей ударило пламя. Немцев с других танков словно смыло, люки захлопнулись, завертелись башни, застрекотали пулеметы. Еще и еще один выстрел — и вот уже три танка горят, перегородив дорогу. Не понимая, что случилось, задние накатывались вперед, колонна сжалась «в гармошку» и остановилась. Огонь тут же перенесли на замыкающего, но поразить его с первого выстрела не удалось — недолет. Усов мгновенно откорректировал прицел и поджег два последних танка, влепив в них для верности по два снаряда. Противник оказался в ловушке. Понимая, что спасение в движении, водители газовали, крутились на месте, сталкивались, сцеплялись гусеницами, но выход из-под огня в любом направлении исключался: танки стояли почти впритык, по обе стороны дороги — болото. Съехавшие в кюветы тут же безнадежно там застряли. Однако, потеряв возможность маневра, враг не потерял способность стрелять и открыл огонь по копнам сена, которые тут же загорелись. Вскоре обнаружили и КВ. На дистанции прямой наводки началась дуэль, полтора десятка танковых пушек против одной. Земля закипела взрывами, всю маскировку смело, щели триплексов закидало грязью. На машину № 864 обрушился град бронебойных снарядов. Как кувалды по гигантской наковальне, болванки звонко били по башне танка, кромсали дополнительные бронеэкраны. Не пробивая броню, они производили такой жуткий грохот, что оглохшие колобановцы сидели с открытыми ртами. Глаза слезились от пороховых газов, на раскалившемся от стрельбы орудии горела краска, дышать было нечем. Мелкие осколки брони, отколы от ударов снарядов впивалась в лицо, в руки, но КВ продолжал бой. Родников в бешеном темпе загонял в казенник снаряд за снарядом; Усов не отрывался от прицела, по команде командира давя на спуск; Кисельков охрип, в который раз крича: «Попадание, горит!» Немецкие «панцеры» вспыхивали один за другим; выжившие танкисты выскакивали из них, но стрелки боевого охранения не давали им добраться до спасительных кюветов. Под прикрытием огня танковых пушек немцы выкатили на дорогу три противотанковых орудия. Колобанов вовремя заметил опасность: «Ориентир… прямой под щит, осколочным, огонь!» Снаряд попал прямо по центру пушки, но две другие успели разбить панорамный перископ Колобанова и заклинить башню КВ, прежде чем были уничтожены вместе с расчетами. Запасной перископ установил Кисельков, выскочив под обстрелом на броню, а большие довороты орудия были возможны теперь только поворотом корпуса. Колобанов приказал Никифорову занять запасную огневую позицию. На глазах у немцев танк задним ходом выбрался из капонира, отъехал в сторону, встал в кустах и вновь открыл огонь по колонне, по команде Усова поворачиваясь, как самоходка, в нужную сторону. Наконец последний 22-й танк был уничтожен. Дорога умолкла, там было огненное море, сизо-черный дым затянул дорогу. В горевших танках начал рваться боекомплект. Страшное зрелище.
Во время часового боя колобановцы выпустили по противнику 98 снарядов, израсходовав все бронебойные. По радиообмену было ясно, что и на других направлениях идет ожесточенный бой. Следующие за разгромленной колонной танки огневой поддержки Pz.Kpfw.IV начали обстрел засады с дальней дистанции, отвлекая внимание от мотопехоты, которая в это время пыталась прорваться вперед и которую сдерживало боевое охранение КВ. Командир доложил комбату, что дальше удерживать позицию не в состоянии: танк серьезно поврежден, снаряды на исходе, бронебойных нет вовсе. Тот передал, что на помощь Колобанову идут два КВ его роты. Посадив на броню оставшихся в живых из боевого охранения, КВ № 864 пошел на прорыв, прямо на несколько немецких танков другой колонны, которые смогли прорваться к Войсковицам. Раздавив БТР и несколько машин с автоматчиками, колобановцы прорвались к своим, передав эстафету боя подошедшим танкам.
Пять танков «сделали погоду»
В ходе боя танковой ротой Колобанова было уничтожено 43 танка противника, 19 орудий, 11 бронетранспортеров, тягачей и автомашин, причем экипажи лейтенанта Ласточкина и мл. лейтенанта Дегтяря сожгли по 4, мл. лейтенанта Евдокименко — 5, лейтенанта Сергеева — 8 вражеских танков. Комбат Шпиллер лично сжег 2 танка. На корпусе KB № 864 насчитали 135 попаданий, некоторые болванки так в ней и торчали, не пробив броню Кировского завода. Колобановцы приказ выполнили. Уничтоженная колонна не смогла поддержать прорыв в глубь советской обороны танковой группы. Немцам не помогло и подкрепление из 8-й танковой дивизии. 23 августа дивизия Кирхнера опять пошла на штурм укрепрайона — но здесь в бой пошел весь 1-й полк дивизии Баранова, получивший долгожданные танки КВ. Немцы выдохлись и 24 августа перешли к обороне. Три недели укрепрайон не пускал врага к Ленинграду и пал 13 сентября, но за это время Пулковские высоты превратились в тот рубеж, где немцев остановили окончательно.
Невозможное было сделано.
О рекордах
Докладу о разгроме танковой колонны противника в штабе дивизии не поверили. Генерал Баранов приказал комбату повторить цифру и после боя лично прибыть в штаб с письменным донесением. Факт подтвердился, все члены экипажа танка № 864 были представлены к званию Героя Советского Союза, однако в штабе фронта уровень наград был кем-то снижен, сам Колобанов получил орден Красного Знамени.
Сопоставимый подвиг совершил в 1942 году у деревни Волчья под Сталинградом старший лейтенант 158-й танковой бригады Дмитрий Шолохов. Экипаж его КВ, используя узкий проход, в течение 3 часов сжег 24 вражеских танка. Пополнив боезапас и вновь вступив в бой, Шолохов уничтожил еще 10 машин и около ста гитлеровцев, получив за этот бой Звезду Героя Советского Союза.
Читая в оригинале «их» мемуары о войне, видим, как вроде бы видные фельдмаршалы и генералы, разбитые в той войне, дешево лгут и хвастаются, что были круче русских — по количеству сбитых самолетов, подбитых танков и т.д. и т.п. Но наши солдаты стремились не к рекордам. К ним в дом вторгся враг, и его было нужно истреблять всеми доступными средствами.
Бой танка № 864 под Войсковицами — лишь один эпизод войны, где все события связаны между собой. Темп наступления, привычный тевтонам по европейской «вооруженной прогулке», был сорван, инструмент блицкрига (танковые части) сломан. И время, и пространство работали на нас. Началась затяжная война, а к этому сверхчеловеки готовы не были! Так что не зря мы стояли насмерть, начиная с Брестской крепости.
Великая Победа закладывалась с первого дня войны на сотнях рубежей от государственной границы до Волги. Немецкая военная машина, раздавившая Европу, столкнулась с Россией. Здесь после первого удара начиналось паническое отступление, потеря управления, разрушение государства — и покорная капитуляция. Чем безнадежнее складывалась ситуация, тем яростнее становилось сопротивление. Продвижение на десятки километров в сутки скатилось до километров, до сотен метров, а потом колесо провернулось в обратную сторону и дошло до Берлина.
Из нашего досье
Старший лейтенант Колобанов:
«Экипаж был единым, слаженным организмом. Поэтому и врага хорошо били»... «Было ли страшно? Я, военный человек, получил приказ стоять насмерть. А это значит, что противник может пройти через мою позицию только тогда, когда меня не будет в живых. Я принял приказ к исполнению, и никаких страхов у меня уже не возникало и возникать не могло»... «Сожалею, что не могу описать бой последовательно. Ведь командир видит прежде всего перекрестье прицела. Все остальное — сплошные разрывы да крики моих ребят: «Ура!» и «Горит!» Ощущение времени было потеряно. Сколько идет бой, я не представлял». А бой продолжался всего лишь около часа…
Командир орудия Андрей Усов:
«Моя задача — посылать снаряды точно в цель. Сначала было как-то не по себе, но потом, когда загорелись первые немецкие танки, возник азарт, хотелось стрелять и стрелять. За короткое время я выпустил 90 снарядов, и каждый достигал цели. Когда наш танк обнаружили, в нас полетели снаряды врага. От грохота, дыма в танке стало душно, нечем было дышать, но мы помнили приказ — стоять насмерть!»
Автор: Артем Денисов
Журнал «Братишка» март 2012 года
Форумский чувак Сообщений: 186 Откуда: Ukraine Зарегистрирован: 18 Апреля 2010, 17:44:54 Пол:
Не определен Статус: offline
Опубликовано 29 Января 2014, 09:11:48
«Кукушка» — чрезвычайно рискованная игра офицеров Русской Императорской Армии, которая, тем не менее, была широко распространена во всех отдаленных гарнизонах, от Мерва до Петропавловска-Камчатского. На Дальнем Востоке ее, правда, называли «Тигра». Цитата:
«Теперь куда тише стало. Размах меньше — да и начальство препоны ставит. Прежде как стояли в городе: нет ни цирка, ни театра… Соберется публика у кого из холостых, а то в своей офицерской столовой, и как выпьют хорошенько — сейчас же в кукушку играть начнут. Любили страсть эту игру.
— Что это за кукушка, есаул? — снова спросил доктор. — Карточная игра какая—нибудь?
Есаул так и прыснул от смеха…
— Кукушка?.. — переспросил он через минуту, отбрасывая далеко от себя обглоданную кость. — Это, я вам доложу, преинтересная игра, у кого только нервы крепкие… Обыкновенно для этого выбирается какая—нибудь большая постройка. Сарай, что ли, либо конюшня пустая — и вот, человек десять забираются туда ночью, причем у каждого револьвер в руках, да патронов запас хороший… Погасят огонь и разбредутся по всему помещению… Ну, там каждый что найдет, бочку ли, ящик, а то и другую какую штуку, да за нее и схоронится… А один, по жребию, самую кукушку представлять должен… Рассядутся… И тихо, так тихо все станет, даже дыхания не слышно. А тут—то кукушка и крикнет: «Ку—ку»… Остальные на голос в кукушку и стреляют… Как хватят чуть не залпом… Тра—та—та, и защелкают пули по стенам… И опять снова тихо так, что сам слышишь, как сердце в груди колотится… А там опять: «Ку—ку». А в ответ: тра—та—та… Прямо—таки в азарт многие входили. Стреляешь, стреляешь… Прислушивается, и снова: «Ку—ку». Забываешь, что это свой же брат кукует, а только и думаешь: «Погоди, проклятая, вот уже следующий раз я тебя как следует срежу». Бывает, что по очереди кукуют, да с места на место перебегают… И как пойдут палить, так со стороны слушать — целое сражение… Весело так сделается.
— И что же, неужели такая игра кончалась благополучно всегда? — возмутился взволновавшийся доктор.
— Какое там благополучно, — успокоительным тоном ответил рассказчик. Всяко было… Раз, я помню, такая неудачная кукушка была, что хорунжего нашего разом ухлопали, десятка выстрелов не сделавши. Еще поручика подстрелили, фамилии его не помню, знаю, что стрелковый был… Так тогда чуть не всю ночь напролет палили, а только под утро, когда устали все, то слышим: «Ой». Зажгли огонь, смотрим — руку прострелили поручику… И ничего, зажила рука.
— Ну и нравы у вас тут были, — нервно рассмеялся доктор К… Вы как будто об этом с каким—то особым удовольствием вспоминаете. Просто страшно становится. Ведь таким образом ни за грош человека на тот свет отправить можно…
— Что ж, и это бывало, а только, я вам скажу, кажется — дикая игра, но она владеть собою приучала… Посмотришь, иной молодец во всем принимал участие: и в историях разных, и в кукушку играл, и на тигра ходил… И вырабатывался таким, что нервы как веревки. Первый человек потом на войне оказывался. Смейтесь себе, а я все же скажу, что и эта бесшабашная удаль послужила на пользу, воспитывая тот дух, которым отличались всегда туркестанские войска… Вот вы осуждаете кукушку… А ведь на ней самой воспиталось целое поколение туркестанских офицеров в сознании, что жизнь — копейка, и потому эти сорванцы потом и выказывали, когда нужно было, чудеса храбрости… Всему свое время…"
Д. Н. Логофет. На границах Средней Азии. Путевые очерки в 3—х книгах. Книга 2. Русско—афганская граница. — Спб., 1909.
-------------------- географические координаты места, куда русские чаще всего всех посылают: 14°24' и 71°18' - город Nahui, Peru.
Регистрация 
